Ей нравился Мэддокс, несмотря на то, что иногда он был самоуверенным придурком. И хотя Мэддокса легко растревожить, он не паникёр, поэтому тревога в его голосе заставила Лиллиану занервничать. Опустив книгу, она обернулась и увидела Мэддокса с Рико, направляющихся к ней. Рико немного отставал. Умно. Всего три месяца назад он назвал её «шлюхой Азагота», и Лиллиана ещё не забыла об этом. Впрочем, его щека, куда Лиллиана ему вмазала, тоже
— В чём дело?
Мэддокс остановился.
— В Азаготе. К нему приходил член Совета Мемитимов, и только что ушёл, а Азагот… далеко не рад.
— Проклятье, — выдохнула она. — Ладно, спасибо. Где он? В кабинете?
— В библиотеке.
Сердце сжали тиски. Азаготу нравилась библиотека. Она для него была успокоительным, а ещё одним из двух мест — второе спальня — где по их договору не будет гнева. Так зачем идти туда, если расстроен? Что-то было не так. Сильно-сильно не так.
— Спасибо. — Она встала и перенеслась в коридор у библиотеки. Полностью материализовавшись, она закашлялась от дыма, заполняющего коридор и струящегося от обгоревших полов и стен. Не нужно было отслеживать след ярости Азагота, Лиллиана знала, что он шёл из кабинета. Азагот пронёсся оттуда сюда, и она не была уверена, что хотела столкнуться с тем, что за дверью.
«Просто постучи. Если не ответит, ну… ты хотя бы попыталась».
Ей претило уклоняться, но, чёрт возьми, его настроение в последнее время отличалось от всего, с чем ей доводилось сталкиваться. Раньше она всегда могла сбить с Азагота спесь, но сейчас, казалось, лишь усугубляла ситуацию. Она не знала, что делать или с кем поговорить. Кэт может выслушать, но у неё мало опыта в отношениях. Тем более у них с Гадесом никогда не было таких серьёзных склоков. Нет, с этим Лиллиане придётся столкнуться одной.
Глубоко вдохнув, она тихо постучала в дверь. Ответа не последовало. Уф
Чувствуя и вину, и облегчение, она обернулась, но замерла, услышав сквозь толстое дерево грубый голос Азагота.
— Что?
— Ничего, — крикнула она в ответ. — Вернусь позже.
Он ничего не сказал. Какого хрена? Ей следовало уйти и радоваться, что сбежала, но, проклятье, его молчание задело. Расстроившись, она открыла дверь и вошла внутрь.
— Азагот? — Он стоял у камня, который она подарила ему для того, чтобы присматривать за взрослыми детьми, не живущими в Шеул-Гра. — Всё хорошо? Что происходит?
Он издал звук, похожий на рёв разъярённого быка.
— Они не отдадут мне моих детей. — Он затрясся, а у Лиллианы разбилось сердце.
— Дорогой, мне так жаль. — Она потянулась к нему, но он развернулся, а в его глазах стояло пламя, заставляя Лиллиану отскочить.
— Это, — прогрохотал он, — твоя вина.
Ошеломлённая и запутанная обвинением, она сделала ещё шаг назад.
— О чём ты?
— Ты смягчила меня. — Он прижал руку к груди прямо над сердцем, так яростно сжимая плоть, что побелели костяшки. — Заставила меня чувствовать.
Лиллиана моргнула.
— Серьёзно? Совет Мемитимов отказал тебе, а ты винишь меня?
— До тебя, мне было на всё плевать, — прорычал он.
Из-за таких… идиотских обвинений боль превратилась в злость.
— Ох, ты ж, — отрезала она. — Ну, извини, что сделала тебя лучше.
Он скинул со стола бумаги, ручки, книги… Такое было однажды, сразу перед тем, как они занялись любовью на этом столе, но сейчас Лиллиана сомневалась, что они станут срывать друг с друга одежду.
— Я не лучше! — Он оскалился, демонстрируя острые клыки, которыми заставлял её кричать от удовольствия, но сейчас они походили на оружие. — Я расстроен и зол. Не могу перестать думать о том, как мои дети выросли. Ненавижу это, как ненавижу и то, кем стал.
— Я тоже ненавижу то, чем ты стал, — сказала она, практически подавившись словами. Они оба ненавидели это, но по разным причинам. — И мы можем всё исправить.
Он так ужасно и зло рассмеялся, что Лиллиана съёжилась.
— Я пытался. Думаешь, нет? Хочешь знать, сколько времени я провёл в Чистилище? Сколько зла притянул в себя? Что натворил? Чёрт, даже Гадес бесполезен.
У Лиллианы пересохло во рту, что даже язык к нёбу присох. Она знала, что Азагот зол, но не представляла, что на неё или что на то, что несчастлив. Или что жаждал какого-то старого доброго разврата.
— Значит так, да? Ты предпочёл бы вернуться к такому, каким был до меня? Холодным и бесчувственным? Злобным?