Эй, еще ведь надо провести игру. Она состоится. И играть надо как следует. Нервничая, ты только навредишь себе. Успокойся, пожалуйста… Но когда обращаешься к самому себе, беседа получается односторонней. Я старался убедить себя, что это самая обыкновенная, хотя и важная игра.
Ведь я участвовал в финалах национального чемпионата колледжей США, играл в седьмом и финальном матче на Кубок Стэнли. Чего же так волноваться сейчас? К сожалению, мой собеседник не внял увещеваниям. Мое тело просто отказывалось воспринимать доводы рассудка. Я стал нервничать еще больше.
Поднявшись наверх, чтобы захватить кое-что у себя в комнате, я услышал телефонный звонок. Звонила наша переводчица Ирина. Она попросила позвать Линду, а когда узнала, что ее нет в номере, предложила встретиться в вестибюле. Спустившись, я узнал, что Ирина приготовила нам подарок: миниатюрную, ручной работы шахматную доску. Я был тронут до глубины души и не знал, как ее благодарить.
Затем все вместе мы отправились на стадион. На стенах и стульях в коридоре у наших раздевалок громоздились кипы телеграмм с добрыми пожеланиями от болельщиков. Одну из них, от моих университетских товарищей, я положил в свой шкафчик. В ней говорилось: «Отличная игра в воскресенье, но не забудь, что в четверг коммерческие ассоциации». Будь я сейчас в Монреале, я бы, наверное, сидел на лекции о коммерческих ассоциациях. Но я в Москве, и всего через час начнется игра. Мне никогда не было так приятно слышать о коммерческих ассоциациях. Но что это там говорит об игре Гарри Синден? «Сегодня будет величайшая в истории хоккейная встреча…» Что ж, дай бог.
В раздевалке, да и на льду во время разминки ребята не так энергично меня подбадривали, как перед шестой встречей. Если учесть мое состояние, то отсутствие избыточного внимания к моей особе было для меня большим облегчением. В прошлый раз Кен Драйден вызывал у них беспокойство, вот они и старались. Теперь же я вроде вернулся из небытия, и подбадривать меня было ни к чему.
Когда мы выкатились на лед, три тысячи канадских болельщиков начали скандировать: «Да, да – Ка-на-да! Нет, нет – Совьет!» С других трибун раздался пронзительный свист и мощное «шайбу, шайбу, шайбу!» Состоялось представление игроков, прозвучали государственные гимны, и мы обменялись сувенирами в центре льда. Мы подарили советским хоккеистам огромные техасские шляпы, и Харламов, который уже оправился от травмы, тут же надвинул ее на себя и покатил к своему борту. Игра началась.
Я всегда люблю остановить пару шайб в самом начале игры, и русские любезно предоставили мне эту возможность, совершив два мощных броска в течение первой минуты. Оба раза я без труда поймал шайбу, и мои нервозность и напряжение исчезли без следа. Но скоро по своей собственной вине мы попали в беду. На третьей минуте игры Батя наказал Билла Уайта за подножку, а тридцать шесть секунд спустя Компалла отправил на скамью оштрафованных Питера Маховлича за задержку игрока. Почему? В чем дело? Надо успокоиться, ребята. Похоже, что мы здорово влипли. Русские прекрасно организовали штурм наших ворот, точно передавая шайбу в нашей зоне. Кто-то совершил бросок. Я отбиваю шайбу левым щитком, но она отскакивает к Якушеву (о, почему он не заболел гриппом?!), который тут же посылает ее в ворота. Русские повели 1:0. Через минуту или около того мы стали свидетелями поразительной несогласованности между судьями, напоминавшей шведский инцидент. Жан-Поль Паризе весьма агрессивно «опекал» у ворот одного из советских форвардов. Находившийся ближе всех к месту происходящего Компалла показал жестом, что нарушения нет и игра может продолжаться. Но Батя, который стоял примерно в пятидесяти футах в стороне, поднял правую руку и указал на Паризе, что означало двухминутный штраф.
Естественно, что, когда шайба попала к нам и Батя свистком остановил игру[21], Паризе буквально взорвался. Как, впрочем, и все наши полевые игроки, и те, кто находился на скамейке. Жан-Поль кинулся с руганью к судьям. Батя немедля назначил ему десятиминутный штраф за недисциплинированное поведение. Жан-Поль совсем потерял самообладание, взметнул кверху клюшку и хотел было обрушить ее на борт между Батей и Компаллой. К счастью, он во время остановился, но успел перепугать всех окружающих, включая самого себя. Потрясенный этой сценой, Батя удалил его со льда до окончания игры.
Наши на скамье совсем вышли из себя. Кто-то даже швырнул на поле стул. Все как с цепи сорвались. На лед полетели полотенца, перчатки, клюшки и шайбы. Канадские болельщики скандировали: «Поехали домой, поехали домой». На противоположной трибуне Иглсон перебрался через заграждение и побежал вдоль борта к нашей скамье. Тем временем группа милиционеров плотным кольцом окружила скамью для оштрафованных. В общем, картина была пренеприятная.
Все это время русские хоккеисты сидели на своей скамье и на борту, со скучающим видом наблюдая за происходящим. Глядя на все это, я со страхом подумал о возможных последствиях. У нас еще пятьдесят шесть минут игры, это очень много, хоть они и на гол впереди. Надо успокоиться. Прийти в себя. Я легко представил, как русские забивают еще один или два гола, воспользовавшись нашим трансом из-за удаления Паризе. Поэтому я подъехал к нашей скамье и старался успокоить расходившихся ребят. К нашему счастью, на уборку льда ушло минут пятнадцать, за это время страсти несколько углеглись, и, когда игра возобновилась, мы окончательно пришли в себя.
Две с половиной минуты спустя нам повезло. Батя заметил, что Геннадий Цыганков придержал кого-то у своих ворот, и отправил его с поля на две минуты. А через семнадцать секунд Фил Эспозито сравнял счет, послав шайбу в ворота Третьяка с самого пятачка.
Странно. Все семь предыдущих игр судьи игнорировали нарушения, которые мы квалифицировали как неправильную блокировку игрока. А сейчас наказания за атаку соперника, не владеющего шайбой, посыпались одно за другим. На десятой минуте первого периода Рон Эллис, еще после Виннипега получивший задание опекать Харламова по всему полю и с тех пор не давший ему забить ни одного гола, отправился за борт за неправильную блокировку своего подопечного. Через девятнадцать секунд такое же наказание получил Владимир Петров. На тринадцатой минуте Батя отправил на скамью для оштрафованных Курнуайе за блокировку Мальцева. Пять нарушений менее чем за тринадцать минут.
Когда Курнуайе отбывал наказание, Лутченко броском издалека вывел свою команду вперед: меня заслонили, и я увидел шайбу, лишь когда она влетела в ворота. Мы продолжали оказывать давление, и за три минуты до конца периода Брэд Парк – это была его лучшая игра – в центре овладел шайбой и послал ее Жану Рателлю. Четко пасуя друг другу, оба «рейнджера» ворвались в зону защиты противника по правому краю. Рателль сделал небольшую паузу, выманив на себя защитника, а затем передал шайбу Парку. Тот чисто обыграл Третьяка, выйдя к воротам с правого фланга, и послал шайбу в сетку над правым плечом вратаря. Классический гол. Счет стал вновь ничейным.
Я уже говорил, что ограждение торцов ледяного поля в Лужниках сделано из сетки, а не из стекла. В начале второго периода Якушев сделал сильный бросок в сторону ворот футов с сорока пяти. Шайба шла явно мимо ворот, и я мог поступить двояким образом: либо выйти из ворот, поймать шайбу и отдать ее своему защитнику; или же остаться в воротах, проследить за отскоком, а затем играть по обстоятельствам. Первый вариант опасней, он связан с известным риском: случается, что шайбу не перехватишь, она отскочит от перчатки и закатится в ворота. В общем, мне показалось, что в данной ситуации шайбу ловить не стоит. Бросок состоялся.
Шайба ударилась о туго натянутую сетку и отскочила, словно пущенная из рогатки, едва не угодив мне в затылок. Если бы я не увернулся, она от моего шлема влетела бы прямо в ворота. А так она отлетела в поле футов на двадцать пять – прямо на клюшку Владимира Шадрина. Щелчок! И мы опять проигрываем 2:3. Ну и расстроился же я.
Хуже всего с этой сеткой то, что никогда не угадаешь, как она себя поведет. Во время тренировки мы с Тони и Э. Дж. тщетно пытались разобраться, как от нее отскакивает шайба. Так к единому выводу и не пришли. Когда она попадает в натянутый участок возле стоек, то летит обратно, словно бумеранг. Но каждый бросок так отличается по силе, высоте, вращению и скорости, что поведение шайбы заранее предугадать невозможно. Надо было мне перехватить эту проклятую шайбу.
21
По правилам хоккея при нарушениях игра не останавливается до тех пор, пока шайбой не овладеет команда-нарушительница. –