Важно было теперь закрепить достигнутое, усвоить урок. Сделать хоккей игрой массовой. Определять, какие тактические построения оптимальны для наших спортсменов с учетом их физических, психологических особенностей. Как можно лучше использовать в хоккее те качества, что прививает молодым людям наша школа, комсомол, сложившийся в стране жизненный уклад. Важно, конечно, не только научить ребят трудиться – энтузиазма в те годы у всех было в избытке, – но и трудиться рационально, продуктивно, нащупать средства и методы круглогодичной работы хоккейных команд. Такого опыта у нас тогда не было.
Мы, тренеры и спортсмены, прекрасно понимали, что в нашем первом успехе есть, помимо закономерностей, и немножко улыбки фортуны. Тренерский совет сборной (а в него, кроме меня, входили наставники ведущих клубов Аркадий Чернышев, Владимир Егоров, Александр Игумнов) стал чаще собираться, устраивать тренерские совещания и семинары, где обсуждались различные проблемы хоккея. Разговор, как правило, шел прямой, откровенный, много было споров. Пусть не всегда нам хватало аргументов, доказательности в этих словесных «боях», зато фантазии, увлеченности было с лихвой. Любую, едва лишь наметившуюся, как глазок на ветке, свежую мысль мы подхватывали, брали на заметку.
И тут – небольшое отступление.
Счастье, если встречаешь в жизни мудрого друга, наставника. Я уже упоминал вскользь, что тренерскую науку постигал в Московском институте физической культуры, где кафедру футбола и хоккея возглавлял Михаил Давидович Товаровский. Досконально зная эти виды спорта, он умел очень интересно раскрывать перед слушателями их внутреннюю суть.
Но, пожалуй, главным и, добавлю, бесценным качеством Товаровского было искреннее участие в нас, молодых. Он никогда не взирал на нас с пьедестала своих обширных знаний. Это он, едва мне минуло девятнадцать и я только что поступил в Высшую школу тренеров, дал мне совет: «Иди, работай. У тебя нет командного голоса, да и вообще много чего еще нет». И я, мальчишка, стал тренировать заводскую футбольную команду в городе Загорске под Москвой – бесценная была для меня это школа!
Позже наши взаимоотношения сложились так, что мы стали друзьями. И всегда, трудно ли было мне или легко, весело на душе, я спешил встретиться со своим учителем, чтобы поделиться с ним радостью, высказать наболевшее.
Но вернемся к событиям конца 40-х годов. Мы тогда совсем не знали мирового хоккея, его истории. Доходили до нас слухи, что за океаном, в Канаде, существует какой-то особенный, почти сказочный хоккей. Правда, некоторым счастливцам, например А. Чернышеву, С. Савину, довелось увидеть игру канадских хоккеистов на олимпийском турнире в Санкт-Морице. Рассказам очевидцев о зарубежном хоккее мы внимали, затаив дыхание. Понимали: наши будущие соперники играют в хоккей долгие годы, опережают нас. После встреч с чехословацким хоккеем мы осознали свои немалые огрехи в технике и тактике игры. Но эти впечатления от матчей были пока расплывчаты, они требовали уточнения: в каких именно компонентах, деталях игры мы уступаем зарубежным командам. Хотелось увидеть, ближе узнать хоккей других стран. И вот однажды такая возможность мне предоставилась.
В Скандинавии гастролировал канадский любительский хоккейный клуб, и мне предложили собираться в дорогу, чтобы посмотреть его выступления. Радостный, окрыленный, я тут же сообщил по телефону эту чудесную новость Михаилу Давидовичу Товаровскому. Он попросил меня приехать к нему домой. Встретил удивительно холодно. «Так, куда это вы, молодой человек, собрались?» – спросил он меня в своей обычной ироничной манере. Я объяснил, что есть, мол, возможность увидеть на хоккейной площадке и шведов, и финнов, а главное – канадцев, о которых ходят легенды. «Вам не следует никуда ехать!» – огорошил меня мой наставник. «Почему?» – недоумевал я. «Вы не созрели смотреть зарубежный хоккей, – отвечал Товаровский. – Ведь если вы увидите иностранцев, сами уже ничего придумывать не будете – так человек устроен. А надо выдумывать, создавать свое. А уж когда твердо станете на собственный путь – тогда и ездите, смотрите!»
И я отказался от командировки за рубеж. Не мог не отказаться – уж больно велик был авторитет Товаровского. Хотя, не скрою, смутная, затаенная обида засела в душе.
Прошли годы упорного или, как я привык говорить, шахтерского труда. Не за горами были зимние Олимпийские игры 1952 года. Мы очень надеялись принять в них участие – жаль, не случилось. К тому времени мы успели сыграть немало международных товарищеских матчей с шведскими, польскими и чехословацкими командами. Побеждали, проигрывали, сравнивали себя с соперниками, набирали бесценный международный опыт. И вот во время одной из встреч со мной Товаровский, наконец, сменил гнев на милость: «Можешь выезжать за рубеж. Смотреть хоть канадцев».