– Очень в стиле твоего папы, – говорит Марату ЭдВа. – Но малоэстетично.
Старшего дрессировщика смешно зовут Мухтаром, будто и над ним подшутил остроумный Марат Карлович.
– Для штрельбы по тшелям, – шепеляво объясняет он, – мы их приутшиваем к трафаретам. Это не шшобаки, утшатся быштро. Жа три дня натшинают попадать в тшель.
Его лицо явно было разодрано на части, а собрать назад получилось не очень. Мухтар выводит пращников, и веселые мумбаки, не обращая внимания на разбросанные тела, приседая то влево, то вправо, раскручивают ремни, выпускают тяжелые железные гирьки в трафареты в форме мумбаки со щитом и мечом. Некоторые даже попадают.
– Баланс воинов для ближнего и дальнего боя когда-то решал исход битв, – Марат стоит, покачивается на носках, руки в карманах, сама уверенность. – У вас будет вдвое больше солдат, чем в моих отрядах. А у меня уже есть фора в две недели. Через двадцать дней ваши армии атакуют мою. Это и есть тест.
– А сколько солдат будет у каждого? – спрашивает Александер.
– Марат, а ты уверен, что всё это нужно? – ЭдВа единственный, кто на правах крестного может говорить свободно.
– Эдуард Валерьянович, – чуть дрогнули желваки, и снова Маратище абсолютно спокоен, – это не нужно. Это необходимо. Тому, кто встанет на мое место, придется самостоятельно принимать решения. Связанные в том числе со смертью людей. Не каких-то мумбак, а людей, с семьями, увлечениями, мечтами… И их тоже будет жалко. В «Трансресурсе» восемьсот тысяч человек. И я отвечаю за каждого из них. Я доходчиво объясняю?
– Скольких мумбак мы должны натренировать за эти двадцать дней? – Александера всегда волнуют прежде всего практические вопросы.
– В первые дни у каждого будет помощник, – кивает Марат на блистающих лысинами загонщиков. – Дальше – сами. Звери повторяют всё, что увидят, очень склонны к массовым играм. Не разбегаются, не понимают разницы между свободой и неволей, ничего не боятся, абсолютно не агрессивны.
– Видно, им было здесь без нас скучно, – Железная Софа обезоруживающе улыбается, – застоялись…
– Сколько… – снова начинает Александер.
– Зануда, – усмехается Маратище. – У меня будет шесть тысяч солдат. У вас – по три на каждого. Вопросы есть?
Да, это проще, чем могло показаться сначала. Мало того, это выполнимо. Потому что Маратище не дает невыполнимых заданий.
Четыре дня, и звери уже тянут на себя из громадной кучи белые с серебром одежды, пытаются засунуть головы в шлемы, часами маршируют, пристраиваясь одной группой к другой, размахивая мягкими блестящими палками, которые пока что заменяют мечи.
Ром испытывает странное чувство: он – бог. Стоит показать зверям что-то на большом голографическом экране, как они начинают повторять то, что увидели. Мало того, они слушаются и почти не делают повторных ошибок. Легко запоминают сигналы рожка. Бесконечный забор, огораживающий квадратный километр территории, служит естественной преградой для мумбак; они не пытаются убежать, и Ром испытывает странное чувство: он – чёрт. Пусть безмозглых, лишенных самых простых инстинктов, но всё-таки живых тварей он готовит к глупой показушной смерти. Но Маратище ничего не делает просто так. И обычно он прав.
Надувной дворец возвышается на три этажа над гигантским загоном. Ведь кто-то загнал сюда тысячи мумбак, с запасом приготовил и доспехов, и оружия! Построил игрушечный дом со всеми мыслимыми удобствами. Когда же Марат замыслил операцию с «Кросс-Волдом»?.. И как лучше выстроить войско? В памяти – только Фермопилы и Тразименское озеро, ну еще Канны…
– Роман Андреевич, есть предложение!
Каждому из них выделен маленький прогулочный катер, ведь ночью мумбаки спят и толку от них никакого. ЭдВа управляет катером, старомодно приподнимая локти и крепко держась за штурвал.
– Интересное местечко – горы!
– Здесь нет гор, – возражает Ром.
– Я тоже так думал. Позвонили девчонки из археологического, клянутся, что там у них прямо скальные породы – плато метров тридцать в высоту и настоящий пещерный комплекс…
– Из археологии? – подозрительно переспрашивает Ром.
– Да, – кивает ЭдВа. – Милые девчушки. Хоть в чем-то польза от наших спонсорских программ!
Разумеется, там Вера. Глаза горят, чуть заикается, старается на Рома не смотреть; ЭдВа роет землю копытом, строит глазки Вериной подруге; хотя он просто веселый старикан, без подтекстов, и любит приключения, а тут – настоящая пещера; да, у них есть и фонари, и каски; не надо про Минотавра, но шнур мы всё-таки на входе привяжем; «Давайте, милочка, я вас подержу!» – «Нет уж, Эдуард Валерьянович, лучше мы вас!»; и «Как дела, Эр-Оу?»; кажется, что тихо, а своды играют эхом; и надо уже сказать ей, что всё, что ничего не будет, и не морочить ей голову; луч света выхватывает кудрявый локон и бархат щеки; и «Почему же я так остыл к ней? Вера, ты не изменилась, значит, изменился я?»…