И люди пришли, встали вокруг них и тихо переговаривались в ожидании плохих новостей. Тогда кавалер развернул бумагу и громко принялся читать:
– Честные люди Алька и гости, те, кто ходит к причастию и верит в непогрешимость Папы, я, рыцарь божий, Иероним Фолькоф, велением архиепископа Ланна, да продлит Господь его дни, прибыл сюда, чтобы сопровождать Святой трибунал инквизиции и карать ересь и колдовство. И говорю всем от лица Святого трибунала. Пусть те, кто знался с Сатаной, читал черные книги, ворожил во зло другим или себе в добро, и те, кто отринул от себя Святую Церковь нашу и впал в блуд реформации, придут до завтра, до конца обедни, к главному в городе храму Господню, и пусть раскаются. И тогда прощены будут. И легкой епитимьей искуплены будут. А коли они не придут и не раскаются сами, то взяты будут неласково и держать их станут в железе, и над ними учреждено будет расследование. И епитимья будет им нелегкой. Также! Коли честный человек города, кто ведает про тех, кто знается с Сатаной или чтит недобрые книги, ворожит и подлости праведным людям колдует, так пусть про того придет и скажет до конца обедни, что завтра. И тому будет десятина от имущества злого человека. Также! Кто скажет про того, кто хулу на Церковь и Папу говорил или подбивал на иконы плевать и не чтить святых отцов, кто других склонял к подлости и ереси, кто про такого скажет завтра до конца обедни, тому будет десятина от имущества злого человека. Да пусть так и будет от имени Господа.
Кавалер снял подшлемник и перекрестился. За ним крестились и Брюнхвальд, и Максимилиан, и Ёган, и Сыч, и даже мальчишка-трубач быстренько осенил себя знамением. А за ними стали повторять и все люди на рыночной площади, стягивая с голов уборы.
– Где у вас тут главная церковь? – спрашивал Ёган у ближайших мужиков. – Нам еще там читать надобно.
Те услужливо указывали нужную сторону и предлагали проводить.
Они поехали к церкви, а люди на рынке не расходились, с трепетом и благоговением говорили о трибунале, колдунах и еретиках. Стали вспоминать слова, что зачитал рыцарь божий, и о его щедрых посулах, и думать, кто у них в городе есть такой, за кем трибунал мог приехать. Жители вели себя смиренно и чинно, не то что до приезда трибунала. Никто не лаялся, не грозился, и торговались все без ругани. Тихо стало на рынке.
У церкви читать сам бумагу Волков не стал, охрипнув еще на рынке, и отдал ее Максимилиану. Мальчишка передал штандарт кавалера Сычу, чтоб держал, сам взял бумагу и стал декламировать громко и звонко, да так, что люди выходили из храма смотреть, что происходит. Максимилиан уже дошел до посулов, когда кавалер увидал хлипкого человека в мехах, берете, черных чулках на худых ногах и дорогих туфлях – тот торопился к ним, скользя по льду. За ним, тоже скользя и чуть не падая, спешил второй, не такой богатый, с кипой бумаг и переносной чернильницей с перьями. Первый остановился в пяти шагах от всадников и кланялся, не зная, к кому обратиться.
– Что вам угодно? – спросил Волков, отвечая на поклон, но не так чтобы уж очень вежливо и с коня не слезая.
– Мое имя Гюнтериг, – заговорил человек в мехах, – я бургомистр и голова купеческой гильдии города Алька.
– Мое имя Фолькоф, я рыцарь божий и охрана Святого трибунала.
– Очень рад, очень рад, – кланялся снова бургомистр, но смотрел не в лицо рыцарю, а на коня, будто с ним разговаривал. – Я так понимаю, что вы сюда приехали чинить дознание.
– Да, и от вас нам потребуется место, и место хорошее, для проведения дознаний.
– А аренду… – начал было Гюнтериг.
– Нет. Никакой аренды Святая инквизиция не платит, – пресек эти разговоры Волков. – Мало того, холодно у вас, потребуются жаровни и дрова. Дров нужно много. Святые отцы-комиссары не любят мерзнуть.
– Значит, и дрова за счет казны? – понимающе кивал бургомистр.
– Также нужно будет место в вашей тюрьме для задержанных и прокорм им. А еще палач и двое подручных.
– Все за счет города? – огорченно уточнил господин Гюнтериг.
– Все за счет города, – подтвердил кавалер. – Во всех тратах я подпишусь.
– Конечно, конечно, – снова кивал бургомистр.
– Господин, – вдруг заговорил его спутник, – дозвольте сказать.
Гюнтериг и кавалер уставились на него в ожидании.
– Дозвольте сообщить, что палачей у нас сейчас нет. Один уехал сына женить в деревню, а второй лежит хворый уже месяц как.
– И что же делать? – сурово спросил Волков.
Бургомистр и его человек тихо посоветовались, и человек в мехах предложил: