***
Утро следующего дня уже не сулит ничего толкового от последующих событий, которые не сыграют какую-то роль в жизни Хоуп, которая даже не может поговорить с матерью, предупредив о наличии в доме животного, ведь женщина категорически против, так что девушка решает скрыть всё, заперев комнату на замок, предварительно создав для котенка «безопасную среду». Эмили не натыкается ни на отца, ни на Элис, ни на мать, пока выходит из дому. Странно то, что сейчас не такой ранний час, следовательно, на кухне должен греметь электрический чайник, а в воздухе витать аромат кофе, который будет оставлять горечь на языке. Но ничего этого нет. Безжизненное утро холодного дня.
Эмили не помнит, когда в последний раз кто-нибудь желал ей хорошего дня. Эти слова ей необходимы сегодня, как кружка морковного сока, которого она пьет через силу, потому что так просит мать, ведь ей предстоит самой подойти к ОʼБрайену и заговорить с ним. А эта мысль оказалась настолько тяжелой, что девушка еле оторвала голову от подушки. Что произойдет с ней, когда она встанет перед парнем? Ничего. Она запаникует, может даже начнет задыхаться от досады. Одноклассники вместе с самим ОʼБрайеном посмеются над ней. Вот, как произойдет.
Переступает порог здания школы, входя в шумный коридор, по которому носятся ученики, учителя, а в горле уже встревает комок внушительного размера. Эмили складывает руки на груди, исподлобья смотрит на всех, как напуганный зверь, словно на неё вот-вот должны напасть и растерзать. Именно так Хоуп ощущает себя здесь, в стенах «громкого» здания. В клетке, окруженной дикими шакалами. Отходит ближе к шкафчикам, чтобы меньше сталкиваться с людьми, которые не замечают её. В этом нет нужды, правда, есть и те, кто не может оставить Хоуп без должного внимания, поэтому, минуя несколько подножек, девушка подбирается ближе к кабинету естествознания, вовсе замирая на месте, ведь у двери стоит ОʼБрайен и рыжая Джизи, которая всячески пытается разглядеть лицо парня, а тот закатывает глаза, подняв голову к потолку, из-за чего девушка ворчит с тревогой, заходя в кабинет. Эмили топчется на месте, чувствуя, как внизу живота образуется шар, который растягивается, наполняясь её волнением. Девушка переступает с ноги на ногу, невольно качнувшись в сторону от головокружения, но держится за шкафчик, опираясь на него рукой, правда, заставить себя сделать шаг не может. ОʼБрайен потирает пальцами виски, сильно надавливая, после чего ступает за порог кабинета, направляясь к парте, и Хоуп приоткрывает губы, поспешив за ним. Чувствует себя настоящей дурой. Насколько же она нелепа в данный момент? Если бы ОʼБрайен заметил, то точно бы счел её ненормальной и высмеял. Вот, что Эмили думает, хоть и не подозревает, что Дилан таки видит её, поэтому поворачивается спиной, натягивая капюшон на бейсболку, чтобы скрыть довольную ухмылку, ведь Эмили Хоуп правда выглядит глупо, но это вряд ли может служить поводом для того, чтобы пристыдить её.
От лица Эмили.
Максимально, насколько оно возможно, опускаю голову, скрывая локонами волос свое лицо от одноклассников, которые слишком увлечены какой-то беседой, поэтому сидят на задних партах, громко болтая. Прохожу мимо, поднося ладонь к глазам, чтобы случайно не пересечься с кем-то взглядом, после чего медлю, ведь приближаюсь к столу, за которым уже сидит ОʼБрайен. Он выглядит расслабленным, правда притоптывает ногой, что говорит о невысоком уровне нервозности. Потираю плечи, остановившись рядом со своим местом, стягиваю с плеч рюкзак, быстро сев на стул, и кладу его себе на колени, прижимая к груди руками. Поздно подмечаю, что сидим мы слишком близко, так что его плечо чуть касается моего, но боюсь пошевелиться, чтобы отодвинуться. Не хочу привлекать его шумом, так что даже дышу тихо, концентрируясь на сердце в груди.
Мне нужно просто сказать ему о котенке. Вот и все. Ничего сложного. Ты уже делала это. Вчера.
Но тогда была ночь. И от этого всё казалось проще, чем есть на самом деле. В темноте вообще легче. Но я не могу ждать до того, как на улице день сменится ночью. Мне нужно перебороть себя и сделать это сейчас. Просто. Скажи. Эмили.
Напряженно всасываю воздух, приоткрыв сухие губы, но ничего. В горле по-прежнему мешается ком, который я не в силах проглотить.
Хоуп.
Соберись, слышишь?
Но мысли вдруг принимают иной поворот. Я смекаю, открывая рюкзак, и недолго роюсь, вынув блокнот и карандаш. Зачем пытать себя? Ведь я могу написать. Верно, это дается мне уже легче, чем раньше.
Открываю на чистой странице, положив на парту, и подношу карандаш, прикусывая язык.
А как написать-то?
Попросить? Нагрубить? Ругать за то, что оставил мне его? Что? Что делать?
Верчу головой, откидывая навалившиеся из неоткуда вопросы. Мне надоело подстраиваться и подбирать слова. Я просто сделаю это.
Сильно нажимаю карандашом на лист, вырисовывая буквы, которые впоследствии можно собрать в слова и предложения, хотя рука всё равно трясется, поэтому пишу коряво, отчего вдруг становится жарко. Мне стыдно? Да, постоянно. Каждую минуту, каждую секунду. Вся моя жизнь — стыд.
Прежде чем убрать руку, я несколько раз читаю написанное, проговаривая про себя, ведь могу с легкостью допустить ошибки в словах от волнения.
А мне не хочется, чтобы меня считали ещё и глупой.
Неуверенно прячу обе руки под парту, напряженно уставившись на колени. Нервы явно шалят, ведь горло пересыхает. Я уже не могу дышать через нос, поэтому приоткрываю губы, тихо глотая комнатный воздух, пропитанный запахом никотина и сладких духов. Краем глаза слежу за ОʼБрайеном, который опускает глаза, явно прочитав мое «сообщение», вот только отворачивает голову в сторону окна, тяжело вздыхая. Я моргаю, чувствуя легкое смущение, и хмурю брови, чуть ли не рыкнув на парня. Что это значит? Что за реакция? Точнее, где она? Впервые у меня появилось желание стукнуть кого-то по спине кулаком, чтобы застать врасплох, но держу сие при себе, сжимая несчастный карандаш в руках. Смотрю на написанное, читая про себя: «Ты заберешь котенка?» — вроде, не грубо, так? И не принудительно, скорее я сама интересуюсь у него, не хочет ли он это сделать, так в чем дело?
Косо смотрю на ОʼБрайена, который никак не меняется в лице, продолжая что-то разглядывать за окном. Неужели, он, правда, рассчитывает, что котенок останется у меня? Что за хозяин-кукушка, в конце концов?
Огорчение и жалость к самой себе отражаются на моем лице. Ну, чем я заслужила всё это? Как вообще меня угораздило начать нечто отдаленно напоминающее общение с таким, как он? Впредь мне не стоит повторять подобных ошибок. Всё это ни к чему не ведет.
Вытаскиваю руку, вновь поднося её к блокноту, но быстро отдергиваю в сторону, задевая мимо проходящего одноклассника, который с гневом косится на меня, держа ладони в карманах джинсов, и бедром толкает в плечо, отчего качаюсь на стуле, поддавшись в сторону ОʼБрайена, надеясь, что он вовремя успеет отодвинуться. Не хочу приносить ему неудобств, но вместо падения упираюсь плечом в плечо Дилана, который сидит всё так же сутуло, но твердо, даже не дернувшись от неожиданности. А вот я реагирую, быстро выпрямившись и молча приняв ругань одноклассника, который продолжает идти своей дорогой. Стискиваю зубы, отодвигаясь на стуле дальше от ОʼБрайена, чтобы дать ему больше свободного места.
Если не приношу кому-то неудобств, то меня не трогают.
А я не хочу, чтобы меня трогали.
Прежде чем вновь собрать себя по кусочкам и вновь попытаться что-то написать, ОʼБрайен берет карандаш из моих рук, грубо выдергивая, при этом коснувшись пальцами моей ладони, так что перебарываю чувство отвращения к самой себе, пряча руки под стол, ожидая «ответа» со стороны довольно тихого парня. Краем глаза наблюдаю за ним, пытаясь рассмотреть лицо, ведь не пойму, что там так пыталась разглядеть Джизи. Дилан быстро водит карандашом по листу, громко положив его на стол, и убирает с него руки, позволив мне тем самым чувствовать себя менее скованно. Моргаю, не видя то, что он написал, но после замечаю. Одну букву.