Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду полностью поглощен размышлениям об определенном человеке, о котором даже толком ничего не знаю?
Эмили что-то сделала Джизи. Джойс явно боится Хоуп. Отец так же намекает о том, чтобы я прекратил контактировать с ней. Но одновременно с этим никто из них не стремится объяснить свою позицию. Как, простите, вести диалог с такими людьми? Да никак. Пошли они все. Черт, как можно бояться ту, которая сама от любого шороха дергается и отскакивает, будто её бьют током? Это абсурд. Полнейший.
Сворачиваю на свою улицу, даже не знаю, радоваться ли тому, что вскоре смогу прилечь на кровать и отдохнуть. В последнее время в моей жизни нет ничего, к чему я могу относится не двояко. Это раздражает, выносит мозг, ведь раньше было проще. Раньше я был полон равнодушия.
Засранец чихает, и я решаю спрятать его под ткань кофты, которую успел накинуть перед тем, как выскочить из этого дома, жители которого полнейшие идиоты. Это их замашки. Меня их бред не касается.
Останавливаюсь, чтобы аккуратно застегнуть молнию кофты, но приходится отвлечься от котенка и поднять глаза, ведь слышу голоса. Разные — тихие, громкие, жесткие, грубые, веселые и безмятежные. Стою на другой стороне улицы, немного дальше соседнего от дома Хоуп коттеджа, и всматриваюсь в темные окна. Показалось? Моргаю, вновь одарив котенка вниманием, но опять-таки слышу голоса. На этот раз уверен. Смотрю в сторону дома девушки, видя, как открывается входная дверь, после чего на улицу выходят люди. Я не особо наблюдателен в отношении тех, кто мне не интересен, но могу поклясться, что все они, ну, по крайней мере большая часть, — это одноклассники, имен которых не вижу смысла знать. Копна рыжих вьющихся волос. Джизи. Она громко разговаривает, идя вместе с ними, спускается по крыльцу, а последний выходящий громко хлопает дверью, спеша за своей «шайкой».
Хмурю брови, слегка приоткрыв рот, чтобы скользнуть кончиком языка по нижней губе, и ставлю одну руку на талию, наблюдая за передвижением этой компашки, которая, как ни в чем не бывало, выходят за калитку, стремясь вверх по улице, видимо в сторону дома Джизи. Переступаю с ноги на ногу, поправив козырек бейсболки, и делаю шаги в сторону дома Эмили, бросая взгляд то на ребят, то на темные окна. Даже не скрываюсь, поэтому на звук шагов оборачивается Джизи, и я вижу, как её глаза увеличиваются, а губы приоткрываются в попытке произнести какое-то слово, но молчит. Молчит, и отворачивается, как-то испуганно озираясь по сторонам. И эта незначительная деталь заставляет меня ускориться и толкнуть дверцу калитки, не задумываясь подняться на крыльцо, повторно бросив взгляд в спину Джизи, которая начинает подгонять друзей, скрываясь за поворотом. Подхожу к двери и поднимаю руку, сжимая и разжимая пальцы, замявшись перед тем, как постучать, но дверь не заперта, поэтому с тихим скрипом приоткрывается, отчего ветер со свистом влетает в коридор. Темный коридор. Моргаю, оглянувшись по сторонам, и делаю шаг за порог, всматриваясь перед собой:
— Эмили? — Что они могли здесь делать? Вряд ли Хоуп устраивает вечеринки по субботам для тех, кто чморит её в будничные дни. Прохожу дальше, прикрывая за собой дверь. До самого щелчка, и морщусь от неприятного запаха. Такое чувство, что здесь стухла всевозможная еда, но опускаю это, мысленно молясь, чтобы мне по пути не встретился труп какого-нибудь животного, ведь вонь правда отвратительная.
— Хоуп? — Вздыхаю, когда котенок чихает. Может, она ушла, но опять забыла закрыть дверь, поэтому эти выродки воспользовались ситуацией и…
Шум.
Останавливаюсь у двери, что ведет на кухню, и поворачиваю голову, щуря веки. Слушаю. Шум повторяется, но тише, похоже на то, как кто-то босыми ногами хлопает по полу, так что придерживаю одной рукой тело Засранца, а другой тянусь к двери, толкая её. Полумрак встречает меня, но это не вызывает удивления. Я стою на пороге в небольшое помещение, но никого не вижу. Здесь нет ни Эмили, никого другого, кто мог бы издавать похожие звуки, поэтому делаю шаг назад, готовясь хорошенько поругать себя за то, что вошел без разрешения в чужой дом. Вдруг её родители вернутся? Да, они меня тут же в полицию сдадут.
Кажется, мне стоит меньше придавать значения тому, что связано с этими «загадками». Эта игра мне не по душе, тем более мне крайне надоедает рушить свое сознание догадками. Стоп. Да какого черт меня это вообще касается? Скорее я заинтересован не этой Хоуп, а тем, почему именно её «избрали» подушкой для битья. Хотя, уверен, что вся история очень примитивна — она была тихоней, которая разговаривала с дворовыми собаками, поэтому её посчитали странной — и тогда её судьба была предрешена.
Если бы. Ведь вся загвостка в том, что никто явно не хочет объяснять мне все. Поэтому мне кажется, что-то, что связано с Эмили, это немного сложнее, чем простая история забитой девчонки.
Отворачиваюсь, делая шаг в сторону гостиной, но шорох повторяется, и теперь я точно уверен, что звук доносится, с кухни, поэтому тут же разворачиваюсь, входя в помещение, и оглядываю его. Взгляд останавливается на столе, который сдвинут к стене, хотя раньше стоял в центре кухни. Шорох повторяется, поэтому делаю шаг вперед, наклонив голову к плечу, и немного сутулюсь, свободной рукой взявшись за край стола, медленно, будто с осторожностью опускаюсь на одно колено, заглядывая вниз. Под стол.
И открываю рот.
Да, открываю, ведь вижу то, что никак не ожидал увидеть.
Эмили сидит у самой стены, колени прижимает к груди, руками держится на ножку стола. Её темные волосы клочками висят, скрывая лицо, но я вижу. Вижу то, что заставляет проглотить язык, потерять дар речи. Взгляд. Светлые голубые глаза кажутся черными, без просвета. Бледные губы сжаты, поэтому она дышит громко через нос, отчего ноздри увеличиваются. И я понимаю. Уже второй раз прихожу к такому выводу, нахожу то самое определение тому, что вижу.
Дикая.
Зашуганный зверь, который прячется от света и рычит.
Стоп.
Хмурюсь, прислушиваясь.
Да, она тихо, но рычит, будто животное.
— Эмили? — Отпускаю руку, которой держу котенка, поэтому тот сползает вниз с груди к животу, и тянусь к ней, хотя сомневаюсь, что это стоит делать. И в который момент оказываюсь прав. Эмили рычит на меня, ерзая ногами по полу, и сильнее вжимается в стену. Лямки её майки сползают по плечам, а коленки ободраны, как и локти, будто кто-то таскал её по полу. И видимо делал это, держа её за волосы, ведь, как ни странно, но, привыкнув к темноте, могу разглядеть клочок волос, что прилип к ее потному лицу.
— Ты в порядке? — Пытаюсь вернуть ей рассудок, разговаривая. — Это они сделали? — Щурюсь, настороженно прикусывая губу. — Эмили? — Хочу коснуться её руки, но девушка скалит белые зубы, заёрзав, и пинает меня ногами, царапнув короткими ногтями кожу моего запястья. Отдергиваю руку, подняв ладони:
— Эй, тише, — шепчу, ведь понимаю, что повышенный тон ухудшит ситуацию. — Эмили, — моргаю, пытаясь понять, как поступить, но имею дело с подобным впервые, поэтому кусаю и облизываю губы от волнения. Эмили мычит, будто пытается напугать меня этими звуками, чтобы я ушел. Так обычно животные поступают. Вздыхаю, оглядываясь по сторонам, и вновь тяну руку к Эмили, полагаясь, что не может все быть настолько запущено. Она ведь человек, и…
Замираю. Боль разносится по телу, будто удар, разряд. Я широко распахиваю веки, уставившись на Эмили, и медленно опускаю взгляд ниже, на свою руку. На запястье. В которое она вцепилась зубами. Тишина. Минутный ступор, из которого я выхожу только благодаря тому, что боль усиливается, ибо девушка сжимает зубы, вонзая пальцы в мой локоть.
Проглатываю воду во рту, выдавливая, хотя в голосе не слышна уверенность:
— Эмили, мне больно, — моргаю, ведь девушка лишь сильнее сжимает кожу зубами, опустив голову ниже, и мычит. — Эмили! — Повышаю голос, чувствуя, как пот течет каплями по вискам, и дергаю руку. Да, делаю это зря, но никак иначе мне не избавиться от её «хватки». Отодвигаюсь дальше от стола, потирая ладонью кожу больного запястья, и поднимаю глаза на девушку, которая вновь вжимается в стену, шипя. Вдыхаю носом, выдыхаю ртом. Надо сохранить безразличие, которое поможет мне здраво мыслить, но на ум не приходит ничего толкового. Так что сжимаю и разжимаю пальцы руки, вновь потянув её к Эмили, но уже аккуратней, медленней, чем до этого, и останавливаю руку в нескольких сантиметрах от её коленки. Жду. Чего жду? Того, что она ответит. Что она сама прекратит трястись и даст мне помочь ей. Эмили тяжело и хрипло глотает воздух, не поднимает лицо, виском вжимаясь в стену.