— Это еще что за херня? — испуганно спросил пожарник дядя Степа.
— Выражаться тут не надо при больных. А значить, эта холера в целом то же самое, что и нормальная холера, от подозрения на которую в настоящий период времени вас никто не освобождал. И тебя, герой, — Касторский мстительно глянул на остаток мочки Петра, — в том числе.
И Платон Егорович, заложив руки за спину, стал прохаживаться по палате, тусклым голосом проводя страшный ликбез средь народа. Речь его невольно усыпляла, но сон этого коллективного разума рождал поистине чудовищ.
— Возбудитель холеры, — бубнил Касторский, — холерный вибрион, представлен двумя биоварами: биовар собственно холеры и Эль-Тор, что мы имеем в случае Чибисова… Чибиса. Оба биовара сходны по своим свойствам и подвижны благодаря своему жгутику. Значить, ты, Чибис, с твоим, будем говорить, бессимптомным течением являешься в настоящий период времени источником инфекции. Хотя и не так активным, как больные с тяжелым течением, которые доходят до десяти литров испражнений в сутки.
— Эк! — крякнул, не удержался пожарник. — Ведро дерьма! Это ж удобрения сколько!
— В то же время, — Касторский бросил на дядю Степу, насколько мог, испепеляющий взгляд, — больные с бессимптомным и стертым течением холеры, при отсутствии своевременной диагностики, выделяют возбудитель в среду длительный период времени. Другой раз и пожизненно. Поэтому очень хорошо, что мы ухватили тебя, Чибис, за твою, будем говорить, задницу вовремя.
Чибис сидел, обхватив кудлатую голову руками и раскачивался, как еврей на молитве.
— И чего теперь с ним? В холерное крыло?
— Все вопросы потом. Следует знать всем, что способ заражения холерой — фекально-оральный. В смысле через кал и через рот.
— Как это кал через рот? — в ужасе спросил Кукушкин. Свита за спиной Касторского тихо сползала по стенке.
— Солист? — лектор приостановил свой метроном. — Вот разинешь рот во время арии, а туда и…
— Ты, Эдик, Сорокина почитай! — вякнул умник Сева Энгельс, по прозвищу Карлсон, сторож платной стоянки, на которую ловко пристроил и собственный автомобильчик «КIА». Теперь уже проснулись и ржали все, за исключением Чибиса. А Касторский, как говорящий кот, уже вышагивал со своей песнью дальше.
— Пути передачи — водный и контактно-бытовой. Водный путь имеет, значить, решающее значение. При этом не только питье воды, но и мытье продуктов является, будем говорить, благоприятным для заразы. Особо опасна рыба, креветка, мидия, устрица и прочий гад, способный накапливать и сохранять холерные вибрионы. Есть вопросы?
А как не быть? У одного Толи Чибиса этих вопросов накопилось, как холерных вибрионов в креветке. Но и у него, и у всех остальных был, конечно, один, судьбоносный: как с этим, в сущности, милягой Толяном теперь поступят? Призрак холерного гетто, словно коммунизма, встал во весь свой, уж никак не меньше Чибисова, рост.
Глава 3
Пыльный городской июнь гнал по Большой Никитской (Герцена, чтоб не путать), комья тополиного семени. У Никитских ворот фонтан вокруг ротонды, прозрачными струями призванный намекать на чистоту душ, выходящих из храма Вознесения и омытых там Божьей благодатью, покрылся словно бы лягушачьей икрой. Ужасная Натали возвышалась над своим Александром, как Анастасия Волочкова, и пух оседал на ее бронзовых плечах и буклях точно фата, что было кстати, потому что по замыслу скульптора Дронова Пушкины выходили как раз из церкви, где, на беду, венчались. Александр Сергеевич тоскливо озирал едва ли не самый сложный в Москве перекресток, который вскачь пересекала другая молодая дама, сумевшая бы, уж будьте уверены, соблюсти честь и свою, и своего гениального мужа и вообще не дать его в обиду, если б он у нее был.
Впрочем, назвать ее дамой было бы натяжкой. Алиска, от волнения ненакрашенная, бежала на встречу с Кузей к памятнику Чайковскому перед консерваторией. Жуткая новость, полученная от Толика в виде эсэмэски вчера вечером, не была шуткой, как Кузя поначалу надеялся. Они еще долго перезванивались, пока Чибис по требованию палаты не отключил телефон, и Кузя был обескуражен тем ужасом и паникой, которые волнами накатывали на него из эфира. Он знал Толяна не просто хорошо. Он знал его, как профессор Набоков — «Евгения Онегина». Как Николай Карамзин — историю государства Российского. Как Зухра Харошмухаммедовна — свои тряпку и ведро. То есть знал досконально. Сказать, что Чибис пофигист — мало. Он генерализованный пофигист. Пофигизм являлся краеугольным камнем его личности. Причем пофигизм этот был направлен исключительно на себя.