Оставшаяся стая, истошно крича и орошая землю под собой пронзительно смердящим пометом, бросилась врассыпную. Гарпии не самые умные существа из всех, что населяют Брокк, но, наверно, самые осторожные. Увидев смерть двух товарок, они сочли за лучшее отказаться от заявленных на добычу претензий, вернувшись к более привычной охоте.
Вздохнуть с облегчением Холера так и не успела. Потому что отчетливо услышала крик через дорогу.
Одна из фигур, недавно еще беспомощно вертевшая головой, застыла в охотничьей стойке, указывая на нее пальцем. Новенькая. Услышала крики гарпий и безошибочно определила как направление, так и объект их ругательств.
Холера скрипнула зубами. Талантливая девочка. Если проживет достаточно долго, может, станет одной из старших ведьм в своем блохастом ковене…
«Поздно! — захотелось крикнуть ей, заглушив шум колес, — Поздно, блохастые твари!»
Секунды, на которые они опоздали, отыскивая ее след, лишили погоню всякого смысла. Холера проскочила улицу когда телеги только лишь набирали ход, подчиняясь разгорающейся путеводной звезде, юной, как Венера[5], оттого их бег был не очень стремителен. Сейчас же они неслись по улице почти полным ходом, единым дребезжащим потоком. Сунуться в него не рискнул бы даже человек, наделенный самоуверенностью индюка и ловкостью пантеры.
Что ж, подумала Холера, будет даже забавно, если они попробуют. Определенно, ей доставит удовольствие наблюдать, как Ланцетта и эта ее ручная сучка катаются по мостовой с размозженными ногами.
Глядя на их растерянные лица, Холера не смогла сдержаться. Ее утробу жгло изнутри тысячью раскаленных серебряных иголочек.
— Отлижите друг дружке, псины! — ликующе крикнула она через дорогу, сопроводив слова коротким жестом, для которого ей понадобились четыре пальца и язык, жестом, часто используемым в «Котле», за который и в лучшие времена можно было расплатиться несколькими клочьями вырванных волос или славным синяком под глазом.
Наверно, лучше ей было смолчать. Потому что Ланцетта вдруг вскинула голову в ее направлении и быстро вытянула вперед руку. Так, словно ловила растопыренной ладонью невидимый мяч. Это движение не выглядело угрожающим, однако у Холеры вдруг противным образом заныли коленки. Махткрафт не случайно относится к четырем тайным искусствам, азы которых начинают постигать лишь на четвертом круге. Человек, владеющий Махткрафтом, способный управлять течениями мировых энергий, в силах сотворить со своим недругом множество самых разных вещей. Столь неприятных, что разорванное ухо на их фоне, пожалуй, покажется недостойной упоминания мелочью.
Может швырнуть его о стену с такой силой, словно телом несчастного запустили из катапульты, раздавив всмятку все внутренности. Может превратить в горсть сухой золы, раскалив тело точно в кузнечном горне. Или обречь на мучительную смерть в вихре ослепительных искр, превращающих человека в медленно чернеющую куклу, что дергается в смертельном беззвучном танце. В распоряжении Махткрафта множество энергий, даже названия которых были неизвестны Холере, и каждая из них могла обернуться страшным оружием.
Что-то около года назад одна ведьма с четвертого круга, влившая в себя столько вина с мандрагорой, что едва держалась на ногах, имела неосторожность отпустить в «Котле» шутку про фон Друденхаусов. Не подозревая, что за спиной у нее стоит сама Вера Вариолла, магистр «Сучьей Баталии». Вариолла не стала призывать на голову обидчицы молний и уж конечно не сочла нужным вызывать ее на дуэль. Вместо этого, как говорят свидетельницы, Вариолла задумчиво кивнула сама себе и резко открыла свой изящный кружевной парасоль[6]. Нелепый жест, учитывая, что солнце в Броккенбург не заглядывало по меньше мере лет шестьсот, но фон Друденхаусы, говорят, всегда были чудаковаты.
А секундой позже зубы незадачливой шутницы превратились в горсть картечи, ударившей во все стороны сразу. Обезглавленное тело осело, заливая комнату кровью, и только тогда все поняли, зачем Вариолла взяла с собой старомодный зонт…
Едва ли Ланцетта способна была проворачивать фокусы, подобные этому. Скорее всего, нахваталась обрывков у старших подруг, но Холера стиснула зубы, будто рефлекторно пытаясь удержать их на своих местах.
Ланцетта коротко махнула рукой, стряхивая с пальцев воображаемую воду. Ничего не произошло. Ни искры, ни пламени, даже уцелевшие серьги не дернулись на своих местах. Холера открыла было рот, чтобы швырнуть в сторону опростоволосившейся волчицы какое-нибудь особо изощренное ругательство, пройдясь заодно по странным вкусам ее бабки, но вдруг ощутила, как сам собой онемел язык.