Битва была недолгой. Демоны не придерживаются дуэльных правил и не чтут законы чести. Уже через несколько секунд двое из них оказались растерзаны, обратившись клочьями стремительно тающей меоноплазмы. Однако их выжившие собратья не спешили успокаиваться и возвращаться в стойло. Слишком взбудораженные схваткой, обожженные чужими чарами, ослепленные болью, они представляли собой чудовищную мощь, высвобожденную и более не сдерживаемую, клокочущую, точно адское варево в треснувшем котле. Силу, которому уже некому было сдержать или направить и которая быстро превращалась в слепую энергию разрушения.
Возницы стоявших окрест повозок, сообразив наконец, что происходит, стали лихорадочно нахлестывать своих кляч, но непростительно опоздали. К тому же посреди запруженной телегами дороги попросту не было свободного пространства для бегства. Некоторые, плюнув на груз и лошадей, бросились прочь, испуганно оглядываясь на сотрясающийся в жутких конвульсиях аутоваген.
Сообразительные ублюдки, усмехнулась Холера, силясь побороть липкие спазмы тошноты, похожие на пульсирующих в желудке холодных слизняков. Эти ощущения были рождены не то произнесенными ей словами на адском языке, не то предчувствием того, что сейчас произойдет. Ни в одном из них не было колдовского дара размером хотя бы с гусиную печенку, но человеческое чутье иной раз может дать фору самому чувствительному амулету. Даже не связанные никакими договорами с адскими силами, они, должно быть, сообразили, что сейчас здесь произойдет что-то скверное.
И были чертовски правы.
Часть вторая
Аутоваген сорвался с места с такой силой, словно в него вселился сам дьявол, лишь беспомощно хрустнули блокировавшие колёса деревянные колодки. Никакие тормоза не могли сдержать ту слепую и яростную силу, которой он был одержим и которая гнала его вперед, не разбирая ни дороги, ни препятствий.
Удар о стоящую впереди телегу оказался страшен. Тяжелый корпус аутовагена разнес вдребезги ее заднюю часть, заставив возницу скатиться с передка на брусчатку. Подняться он не успел, литые колеса управляемого новыми владельцами экипажа беззвучно вмяли его в брусчатку, точно мягкую глиняную куклу, лишь булькнуло между камней красным и серым.
Впавшему в бешенство и влекомому демонами аутовагену не требовалось наслаждаться плодами содеянного. Оглушительно рыкнув, он мгновенно сдал назад и раздавил телегу с сырными головами, стоявшую за ним. Его хозяин оказался неглуп, как для сыровара, успел проворно отскочить в сторону, но его приятелю, сидевшему рядом на козлах, повезло меньше. Хлестнувшее из выхлопных труб пламя, топливом для которого был не уголь и не торф, а чистая демоническая ярость, мгновенно охватило его с головы до ног, жадно содрав плоть с лопающихся от жара костей.
Только тогда все эти безмозглые недотепы бросились бежать, оглашая улицу истошными воплями, точно трясогузки на болоте. Бежать, позабыв про все, что прежде представляло для них ценность в этой жизни, служа предметом гордости или стыдливого удовольствия, но что мгновенно сделалось никчемным балластом. Про драгоценный товар, так и не доставленный покупателю, быстро превратившийся в тлеющие на мостовой бесформенные груды. Про ржущих от ужаса лошадей, мечущихся среди дыма и огня. Про никчемные цеховые цацки на своей груди и отягченные многолетним геморроем жирные задницы. Про юных служанок, которых тайком от жен трахали по вечерам на мешках с мукой, пока те распекали молочника, и которые теперь голосили, брошенные на произвол судьбы вместе с товаром. Про честь, про достоинство, про деловую репутацию.
Ослепший лихтофор с погасшим глазом безучастно наблюдал за страшной картиной разрушения, которую учинил на улице одержимый дьяволом экипаж. Этот аутоваген уже не был той изящной лакированной коробочкой, при виде которой завистливо вздыхали обладали призовых рысаков и роскошных ландо. Он был подобием кареты, вырвавшейся из самого ада, безумной машиной, исполняющей страшную механическую кадриль и сеющую вокруг себя смерть, хаос и огонь.
Резные панели узорчатой коростой вперемешку с осколками свисали с его боков, точно разорванные крылья павшего ангела, волочащиеся следом за ним и инкрустированные расплавленными самоцветами из дорогого тирольского стекла. Кузов, охваченный адским жаром и пожирающий сам себя, исходил смрадным пламенем, внутри которого чадили остатки позолоты и лопался с шипением шелк подушек.