— Как-как? Эгисхьяльм?
Слово на адском наречии он произнес осторожно, тщательно скопировав не только звучание, но и интонацию. Хитрый старый либлинг. Холера знала одного сапожника, который захлебнулся собственной кровью, неосторожно произнеся вслух имя одного адского герцога.
— Наверно, он должен нагнать смертельный ужас на того, кого укажет палец человека в этой перчатке?
— И нагонит, будьте уверены! Ажно панталоны лопнут!
Холера усмехнулась. Может, ее улыбочка не шла ни в какое сравнение с зубастой пастью Гаргульи или милой мордашкой Страшлы, от которой гарпии падали оземь, но люди от нее иной раз вздрагивали. Это было ее маленькой местью за «мейстерин хексу».
— Едва ли. Кресты на пересечениях нарисованы в обратную сторону. Наверно, кто-то срисовывал их с гравюры через зеркало. Эта штука, стоит ей сработать, раздавит все пальцы владельца всмятку, как перезревшие виноградины. Самый паршивый Пассаукунст, что мне приходилось видеть.
Да уж, добавила она мысленно, если бы какой-нибудь из ведьм третьего круга довелось изобразить нечто подобное на занятиях по Пассаукунсту, Железная Дева, почтенная госпожа преподаватель, пожалуй, велела бы всыпать за такую работу столько плетей, чтоб вся кожа на спине завернулась розовой бахромой.
Пассаукунстер неприятно усмехнулся и сделалось видно, что тело его тронуто адской скверной куда серьезнее, чем виделось поначалу. Зубы у него были не человеческие, больше похожие на китовьи роговые пластины, за ними в глотке ворочалось что-то алое, слизкое и похожее на разваренный ком мясных жилок.
— Шли бы вы своей дорогой, мейстерин. Неча покупателей пугать мне тут. У нас дело честное, все по уму. А вы своим вредословиям только убыток сделаете.
Холера улыбнулась ему самой обаятельной из своих улыбок.
— В таком случае приятно оставаться и доброй вам торговли. Надеюсь, когда-нибудь вы и сами окажетесь на этом столе в виде набора амулетов. Может даже, кто-то приколотит вашу сморщенную высушенную елду над дверью, чтобы в доме был достаток. Только вообразите, как нелегко ему придется! Я даже не уверена, найдутся ли для этого в Брокке достаточно маленькие гвозди.
Торговец побагровел. Как и все либлинги, он не любил обсуждать особенности своего тела, которыми его наградили демоны. Может, потому, что те нередко проявляли в своем деле нечеловеческую фантазию, иногда столь изощренную, что не по себе становилось даже опытным чародеям. Щупальца и пластины могли быть лишь верхушкой айсберга. В другое время Холера, возможно, посвятила бы пару минут предположениям на счет этого, но не сейчас. Руммельтаун скрывал в себе слишком много интересного, чтоб она стала тратить время на препирательства с каким-нибудь торговцем. Кроме того, запах несвежей плоти, сильный в этих рядах, уже достаточно утомил ее.
Разумеется, ее ноги, эти хитрые чертовки, не упустили момента и тут же потянули ее в ту сторону, откуда пахло съестным. Может, у них не было ни глаз, ни носа, зато в Брокке они ориентировались лучше, чем зачарованная игла, плавающая в сосуде, с помощью которой мореплаватели узнают верный курс. Холера решила им не перечить. Как ни крути, сегодня эти ноги своей прытью спасли ее задницу и, уж наверно, заслужили порцию горячей бобовой похлебки или пару сдобных лепешек. Тем более, что брюхо и верно ощутимо подводило от голода.
Руммельтаун не мог похвастать богатой кухней, тут ели на ходу, не утруждая себя ни повязыванием салфеток на грязные шеи, ни столовыми приборами, что до чистоты ингредиентов, наилучшей рекомендацией служило отсутствие тараканов на поварском колпаке и сифилитических язв на лице.
Сперва Холера собиралась приобрести у уличного торговца пару тушеных с чесноком голубей. Может, не самая изысканная пища, едва ли ее подают у оберов в Вайсдорфе, но с учетом цены, вполне недурное вложение капитала в ее положении. За медный грош она возьмет сразу пару, это значит, в кошеле останется еще немного меди, чтобы запить тушеную голубятину кислым вином или пивом. А если повезет, даже хватит на печеную картофелину или яйцо всмятку, вот уж точно королевская трапеза! На счет собственного желудка она не беспокоилась, он переносил подобного рода пищу без жалоб, пусть даже главной специей вместо соли выступала печная зола.
Плавающие в раскаленном желтом жире голубиные гузки напоминали скорчившиеся тела грешников в адских котлах, но запах распространяли совершенно невероятный. Холера уже стиснула медный грош пальцами, когда внезапно ощутила еще один аромат, столь властный, что на мгновенье перебил даже запах чеснока и мяса. Упоительно сладкий и сочный аромат карамели, корицы и яблок.