Поскользнулась на мостовой в луже помоев, едва не размозжив себе голову о камень, и это стоило еще пяти.
Сколько еще драгоценных секунд осталось в ее невидимой клепсидре[27]?..
Лишь на углу Старой Бечевки и Ржавого Кладбища, где извивающиеся в небе провода образовывали огромный туго стянутый кокон, ей на миг улыбнулась своим сифилитичным беззубым ртом стерва-удача. Несущаяся позади серой тенью Ланцетта споткнулась и загрохотала ребрами по камням, издав исполненный ярости вопль. Холера знала, что это не спасение, лишь выигрыш нескольких секунд, но бросилась прочь с удвоенной силой. Ее тело, похожее на огромный чадящий алхимический тигель, стремительно расплавлял последние крохи сил.
Сейчас или никогда!
Холера одним махом перескочила через невысокий забор, едва не запутавшись в побегах жимолости, скатилась по ветхой узкой лестнице, ударом плеча вышибла дверь в какой-то чахлый палисадник, пронеслась сквозь него подобно буре, сметая ногами саженцы, перевалилась через другой забор, повернула…
И едва не взвыла во весь голос, как крыса, чей позвоночник хрустнул в пасти у пса.
Что такого совершила несчастная крошка Холера, когда червивое нутро маменьки безжалостно вытолкнуло ее в этот жестокий мир?
Тупик!
Узкая улочка, которая легко стелилась под ногами, такая узкая, что приходилось прижимать локти к бокам, чтоб не оцарапаться на бегу, несколько раз бестолково вильнув, расширилась, но не влилась в другую улицу, как предвкушала Холера, а обратилась закрытым со всех сторон глухим двором-колодцем.
Холера остановилась, судорожно озираясь, ее взгляд, лихорадочно прыгающий вокруг, всюду натыкался на камень. Ни переулков, ни даже щелей. Со всех сторон ее окружали дома, тяжелые каменные чудовища, осевшие под собственным весом за много лет и сросшиеся друг с другом, как близнецы в утробе шлюхи-матери, которая отдалась родному брату.
Улица, которая казалась ей путем к спасению, была лишь слепой раной в древней туше Броккенбурга, проделанной невидимой пикой дьявол знает в какие доисторические времена и обрывающейся крохотной полостью в его чреве.
Каменный мешок. Ловушка.
Не паниковать!
Холера всхлипнула, пытаясь сдержать клокочущее в раскалывающейся груди дыхание. Первыми коты душат тех крыс, что начинают метаться вместо того, чтоб искать щель. Может, она не самая хитрая крыса в Брокке, но пережила уже многих других, мнивших себя самыми хитрыми. Это что-то да значило.
Дома высокие, мгновенно оценила она. Выстроенные, должно быть, еще в те времена, когда каждый город являл собой разросшуюся крепость, они и сами выглядели небольшими крепостями с мощными, хоть и просевшими под гнетом времени, фасадами. Окна закрыты глухими ставнями и заколочены досками. Двери прочные, но выглядят так, будто их не отпирали уже сотню лет. И сам двор такой же. Неухоженный, пустой, не хранящий никаких запахов жизни, включая естественные для нее зловонные флюиды, во множестве источаемые дряхлыми железами Броккенбурга. Ни дерзких надписей углем на стенах, славящих миннезингеров новой эпохи, ни битого стекла, ни хулиганских пентаклей, вызывающих какое-нибудь паскудное дьявольское отродье, ни даже уличных котов.
Словно жизнь когда-то ушла отсюда, но не суетливо и судорожно, как она уходит из проткнутого ножом тела, а спокойно, обстоятельно и тихо. Ушла, оставив навеки закрытые двери и ставни. Не улица, а какая-то обескровленная и высохшая каменная кишка. Как будто мало таких в закоулках Брокка…
Холера, ни секунды не колеблясь, бросилась к ближайшей двери и заколотила по ней руками. Изо всех сил, безжалостно, до звона в отбитых ладонях.
— Откройте! Пожалуйста, откройте дверь!
Лишь бы дверь открылась. Ей было все равно, что попросит хозяин за прибежище, она с равной легкостью расплатилась бы хоть остатками меди из кошеля, хоть собственным телом. Дьявол, она бы даже позволила спасителю многое из того, чего прежде не позволяла своим пассиям в постели! Возможно, даже по-настоящему противные штуки. И дело здесь было не в похоти, внутри у нее все, включая промежность, смерзлось в глыбу грязного льда. Дело было в спасении собственной жизни. После обваренной ведьмы на рынке вопрос ее разногласий с «Вольфсангелем» перестал быть личной вендеттой. Если Ланцетта ее настигнет, ей лучше не даваться живой, очень уж скверные штуки мерещатся впереди…
— За мной гонятся грабители! Умоляю! Во имя семи герцогов Ада!
Дом не отозвался. Ни скрипом засова, ни сердитым окриком хозяина, ни даже зловещим скрипом взводимого арбалета. Холера схватилась за дверь и потянула ее на себя. Быть может… Нет, заперта накрепко. Мало того, украшена внушительным сигилом от воров. И не какой-нибудь бессмысленной закорючкой, что рады намалевать доверчивым хозяевам за талер всякие пройдохи, нет, взаправдашним Þjófastafur, столь тщательно выгравированным на косяке, что сама Железная Дева не изобразила бы лучше. Такой штукой впору запирать шкатулки с драгоценностями или несгораемые шкафы с векселями, а не старую лачугу на окраине, самая большая опасность для которой это сделаться гнездом для выводка фунгов.