Отец ворчал несколько дней, шепотом кляня адских владык, но поделать ничего не мог и оттого злился еще больше. В городе водилось немало ворожеев, от почтенных нумерологов в их чопорных мантиях до пропахших мертвечиной спиритуалистов, от суетливых телегонистов с повадками сводников до рассеянных аломантов. В городе ничего не стоило найти толкового специалиста по Гоэтии, но отец понимал то, что не понимала крошка Холера, отчаянно пытающаяся своим дыханием согреть медный бок умирающего демона. Даже самый паршивый демонолог с императорским патентом в кармане возьмет с них по меньшей мере два гульдена, а то и целый талер. Стоимость трех скирд сена или половины новенького плуга. И это по весне, когда каждая медяшка на счету!
На третий день отец пришел домой не один, а с господином Шольцем, благообразным седобородым мужчиной средних лет с провалившимся внутрь черепа носом, который произвел на Холеру впечатление не столько своими изящными манерами, сколько самодельным чародейским колпаком, испещренным загадочными, писанными поплывшими чернилами, колдовскими символами. Господина Шольца соседи почтительно величали мейстером, несмотря на то, что он не был чародеем и никогда не держал экзамена на императорский патент. В их деревне господин Шольц считался первым специалистом по части демонических искусств благодаря тому, что в молодости он два года отдал учебе в магической академии Киля, прежде чем был вышвырнут оттуда за пьянство и развращение школяров, оставив себе на память серебряную медаль «За прилежание», запущенный сифилис и сплавленные в подобие огромного когтя пальцы на правой руке.
Господин Шольц умел работать с демонами. Он не стал гладить его, не приникал ухом к полированному боку, пытаясь разобрать жалобы. Должно быть, он был профессионалом своего дела. Вместо этого он начал бормотать какие-то зловещие слова, от которых кошка, зашипев, мгновенно выскочила из дома, а крошка Холера ощутила тянущую в животе боль.
Бормотание длилось минут пять, после чего господин Шольц усмехнулся, подмигнул ей и сунул свою здоровую руку внутрь котла.
Демон разорвался с грохотом пороховой гранаты, едва не разворотив весь угол и печь в придачу. Медная оболочка лопнула, исторгнув из себя пронзительно пахнущий дым, тонкие стеклянные осколки и пару унций густой, как масло, жижи. Наверно, господин Шольц все-таки не был таким опытным демонологом, каким хотел выглядеть, но, сколько бы денег ему не было заплачено, вернуть их обратно было бы по меньшей мере затруднительно. Все, что осталось от господина Шольца представляло собой вросшую в пол половину ослиной туши, еще живой, но содрогающейся в конвульсиях и обожженной, с извивающейся змеей змеёй вместо языка и вросшими в челюсти стальными пружинами на месте зубов.
С тех пор Холера с опаской относилась к нагревательным котлам. Даже в Малом Замке она довольствовалась холодной водой, иногда лишь подогревая ее на печурке. А ведь то был совсем крошечный котел, подумала она, ощущая неприятную зябкость в пальцах, едва ли на пять литров. По сравнению с Туреалом, качавшим тонны воды под целым городским кварталом, он выглядел не демоном, а жалким недоразумением.
Но даже это воспоминание не задержало ее больше, чем на несколько секунд.
Пальцы хрустнули в суставах, приготовившись удерживать сопротивление бесплотной тяжести. Губы враз похолодели от слов, которые еще не были произнесены.
Ей предстояло много работы.
— Upphaf vinnu. Athuga stöðu!
Эту формулу она произнесла почти не задумываясь. Начало работы на демоническом наречии.
Ланцетта была права, демон спал. Но сон демона не похож на сон человека, даже во сне его бесплотное тело из сгустившейся меоноплазмы вздрагивало и колебалось. У этого тела не было определенной формы, как у мелких демонов, существу его мощи не требовалась форма. Но если бы кто-то попросил Холеру набросать вид Туреала при помощи угля и холста, она нарисовала бы что-то вроде десятилапого бегемота с тремя головами и по меньшей мере дюжиной грозных клешней, растущих прямо из тела. Эту форму, скорее подсказывало ей воображение, чем зрение ведьмы.
Туреал зашевелился, но не проснулся. Несмотря на формулы пробуждения, которые Холера относительно сносно помнила, на все ее призывы он отвечал лишь глухим рокотом, от которого все волоски на ее теле казались крошечными вбитыми в кожу сапожными гвоздиками.
Скорее всего, погружая адскую тварь в долгий сон, опытный заклинатель предусмотрел такие попытки и обезопасил себя дополнительными чарами. Чарами, которые Холера не могла рассмотреть в хаотическом рисунке и которые мешали наладить общение.