Холера видела, как первый сфекс, выскочивший на свет, стал беспокойно озираться, дергая головой. Точно букашка, ощупывающая стену невидимыми усиками. За ним появился второй, третий…
Драть меня кочергой, их здесь полдюжины, не меньше, подумала Холера, глядя на них сверху через лаз. Целая охотничья партия. Спешили настичь беглянок, прежде чем те покинут улей. А теперь…
Сфексы как по команде задрали головы, уставившись на них. Обтянутые сухой кожей лица выражали не больше эмоций, чем в силах выразить прибитая на охотничий щит голова оленя. Однако Холера ощутила их досаду, смешанную с разочарованием. Если паукам, конечно, известно, что такое разочарование.
Ланцетта раскатисто рассмеялась, потрясая ножом.
— Что, сучьи выблядки, съели? Сюда, смелее! Вот мы где! Ну же!
Сфексы беспокойно переминались с ноги на ногу, запрокинув головы. Может, они и были насекомыми, но даже они понимали, что соваться в узкий вертикальный тоннель, когда сверху их поджидает ведьма с ножом, сущее самоубийство. Особенно ведьма вроде Ланцетты, хохочущая и осыпающая их потоком браных словечек.
Холера с удовольствием присоединилась бы к ней, тем более, что и ругательств знала несопоставимо больше, но сейчас ее занимала прежде всего собственная безопасность. Иди знай, сколько пауков-переростков притаилось вокруг…
К ее облегчению ветхий домишко оказался пуст. Как и прежде безжизненный, сухой, наполненный неприятным душком, едким, как внутренности раздавленных насекомых, сейчас он уже не казался ей грозным. Стоящая не на своих местах мебель, хаотично расставленные столовые приборы, бессмыслица на шахматной доске… Дьявол, все эти детали, прежде вызывавшие у нее опаску и неуютное ощущение, сейчас, когда главная опасность миновала, показались едва ли не милыми. Единственным предметом, находящимся не на своем месте, был большой медный канделябр, валяющийся у самой норы. Тот самый, которым она так и не успела воспользоваться. Ах, сука, подумала она, кажется, я становлюсь сентиментальной.
Если Ланцетта и переживала схожий пароксизм эйфории, то делала этой в присущей ей манере. Склонившись над ямой, она изводила кружащих внизу сфексов, с удовольствием наблюдая за их растерянностью.
— Чего ждете, тощие блохи? Что пялитесь? А ну давай сюда, бесово семя! Не трусь! Налетай!
— Брось ты это… — пробормотала Холера, тоже с опаской заглядывая в яму, — Еще вылезут, в самом деле…
Ланцетта усмехнулась с самым недобрым видом.
— Не вылезут. Уж на это у них мозгов хватает. Ножа боятся.
Всклокоченная, перепачканная, с разбитым лицом, она улыбалась и в какой-то неуловимый миг, порхнувший, точно бабочка, показалась Холере… Не красивой, конечно. Скорее ядовитый смог Броккенбурга превратится в клубничное суфле, чем это волкоподобное грубое и злое существо покажется ей соблазнительным хоть в каком-то роде. Однако улыбка определенно ее красила. Не смерди от нее так животным духом, возможно… возможно…
Эта сука не так давно пыталась отрезать тебе ухо, напомнила она. Но, черт ее дери, врагом вроде нее, пожалуй, можно гордиться, точно хорошим украшением. Многие ли в Брокке могут позволить себе такого врага?..
— Извини, — вдруг произнесла она, хотя до того сама не замечала, что хочет что-то сказать.
— А?
Ланцетта повернулась к ней, все еще хищно ухмыляясь. В ее темных глазах желтым пламенем плясало торжество.
— Тот парень из «Котла». Наверно, мне не стоило уводить его.
Ланцетта несколько секунд молчала, разглядывая беспокойно переминающихся сфексов.
— Плевать.
— Я видела, что ты положила на него глаз, но… Черт, на самом деле он был паршивым любовником. Хрен от ишака, а мозгов и того меньше. Но я пожадничала. Не захотела делиться.
— Надеюсь, он наградил тебя гонореей.
— В общем… — Холера смущенно потерла подбородок, — Я понимаю, почему тебе приглянулось мое ухо. Серьезно.
Ланцетта ковырнула ногтем пол.
— Я могу наконец его забрать?
Холера показала ей зубы.
— Только попробуй.
Некоторое время они сидели молча, болтая ногами в пустоте и наслаждаясь тем, как сфексы беспомощно кружат внизу. Ощущая близость добычи, они не собирались отступать в темноту, хоть и понимали, что та, находясь в считанных метрах, так же далека от них, как Броккенбург от Аахена. Но, видимо, все насекомые по своей природе настойчивы.
— Мне не нужен был этот идиот, — произнесла вдруг Ланцетта, не глядя на Холеру, — Хотя мордашка у него была вполне ничего…