Генри Берд
Дуглас Кенни
Холестерин колец
Пародия на "Властелина Колец" Дж.Р.Р. Толкина сочиненная Генри Р. Бердом и Дугласом К. Кенни членами-основателями клуба «Гарвардский Пасквилянт»
и переведенная с их английского языка Сергеем Б. Ильиным
«Эта книга… трепет… манихейское чувство вины… экзистенциальная плеонастическая… чрезмерная…»
«Несколько более вольное прочтение закона, согласно которому собак надлежит держать на привязи, разумеется, не позволило бы этой книге попасть на прилавки. Не знаю, как вышли из положения вы, но мой экземпляр настоятельно требовал долгих вечерних прогулок с непременным облаиваньем луны и перепортил все диваны, какие только есть в моем доме.»
«Одна из двух-трех книг…»
«Это истинная история нашего времени… ибо и мы колеблемся на грани войны, которой грозит нам наше с вами Кольцо, терзаемые угрозами со стороны драконов и иных злобных людей, и подобно Фрито и Гельфанду, сражающиеся с жестоким Врагом, который не остановится ни перед чем для достижения своих целей.»
«Чрезвычайно интересно почти с любой точки зрения.»
— Ну что, нравится…? — промолвила сладострастная эльфийская дева, как бы ненароком раздвигая полы халата, чтобы виднее стали ее округлые, теряющиеся в тени прелести. Горло у Фрито пересохло, несмотря на то, что голова его кружилась от страсти и пива.
Прозрачные одежды, скользя, спали с девы и она, не стыдясь своей наготы, приблизилась к зачарованному хобботу. Рукой, исполненной совершенной красоты, она провела по его волосатым ступням, и уже не владеющий собой Фрито увидел, как они корчатся от неистового, неодолимого желания.
— Ну-ка, давай мы устроим тебя поудобнее, — хрипло прошептала она, копошась в застежках его куртки и со смешком расстегивая перевязь меча.
— Ласкай меня, о, ласкай же меня, — мурлыкала дева.
Рука Фрито, как бы по собственной воле, вытянулась и коснулась нежного всхолмия ее эльфийских персей, между тем как другая, медленно обвивая ее тонкую, безупречную талию, все сильнее притискивала деву к его бочкообразной груди.
— Как я люблю волосатые ножки, — простонала она, заставляя Фрито опуститься на серебристый ковер. Ее крохотные розовые ступни скользили вверх и вниз по роскошному меху его лодыжек, а нос Фрито уже утопал в теплом эльфийском пупке.
— Но я такой маленький и волосатый, а… а ты так прекрасна, — тоненько пожаловался Фрито, неуклюже выпутываясь из своих перекрещенных подвязок.
Эльфийская дева ничего не сказала, лишь издала горловой воркующий звук и крепче прижала его к своему роскошному, как у фавна, телу.
— Ты кое-что должен сделать для меня сначала, — прошептала она в его мохнатое ухо.
— Все что хочешь, — всхлипнул томимый жгучим желанием Фрито. — Все!
Дева сомкнула очи и, вновь растворив их, уставилась в потолок.
— Кольцо, — сказала она. — Отдай мне Кольцо.
Тело Фрито напряглось.
— О нет, — вскричал он, — только не это! Все что хочешь, но … но не Кольцо!
— Отдай мне его, — сказала она нежно и настоятельно. — Отдай Кольцо!
От слез и замешательства у Фрито потемнело в глазах.
— Я не могу, — сказал он, — я не должен!
Но он уже знал, что решимость его ослабла. Рука эльфийской девы медленно, вершок за вершком, подползала к цепочке в его жилетном кармане, ближе и ближе подвигалась она к Кольцу, которое Фрито хранил столь долго и столь добросовестно…
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотя мы и не можем с полным чистосердечием сказать, уподобляясь профессору Т., что «история разрасталась по мере ее изложения», мы готовы признать, что эта наша история (или вернее отчаянная необходимость подзаработать на ней, продавая ее хоть с уличного лотка по ломаному грошу за экземпляр) разрасталась в прямой пропорции к зловещему уменьшению наших счетов в банке «Гарвард-Траст», что в Кембридже, штат Массачусетс. Подобное снижение тургора, которым страдал и без того уже чахлый пакет принадлежащих нам ценных бумаг, само по себе не вызывало тревоги (или смятения, как мог бы выразительно выразиться профессор Т.), однако порождаемые им опасности и возможность получить оплеуху от первого встреченного кредитора таковую вызывали и весьма. Вконец изнуренные этими мыслями, мы уединились в читальне нашего клуба, чтобы подумать на досуге о превратностях нашего существования.