На этот раз мы направляемся в соседнюю палатку, где, как доверительно сообщил нам доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, обитает очередной Владелец Спутникового Телефона…
В палатке, в позе охотников на картине Перова, пируют и беседуют трое. Души их подобны монгольфьерам: наполненные тонкосортными спиртовыми парами они успели воспарить в такие выси, что приземлённый трезвый ум новоприбывшего решительно не поспевает за их легкомысленными воздушными пируэтами. Отнюдь не случайно слово «спирит» в английском языке означает одновременно и дух, и спирт: ещё в стародавние, поросшие мохом времена небритые, но мудрые бритты отметили глубокую связь этих двух летучих субстанций.
— Садитесь!.. Выпейте и закусите с нами! — приглашает нас Сергей Владелец Спутникового Телефона, — «Тураю» дать не смогу, «Турая» разряжена (вот оно — корыто вместо Грааля!…), но вы садитесь — попейте и поешьте с нами! Мы провожаем сегодня Игорька. Вот тут коньяк, а там — гренки… Откуда вы, друзья?..
— Мы снимаем фильм о Хан-Тенгри, точнее — о горах… точнее — о людях… я из Москвы…
— А вы?..
— А я из Израиля.
— Мы все в душе евреи!.. — с пафосом: роняя голову на грудь и вознося крышку от термоса…
«Амен!» — подумал я, но ничего не сказал, а просто принял коньяку из рук родственной еврейской души.
Справа от меня возлежит со сломанной ногой провожаемый друзьями Игорь — вытянутая нога заботливо укрыта «полартеком», — а напротив, опираясь на локоть и подперев щеку ладонью, расположился лукавый парняга, с головы до ног укутанный в конкурентный нашим спонсорам «Баск». Глаза его задорны и дики. Друзья обращаются к нему «Димон», но с явственными уважительными интонациями.
Коньячная бутылка в центре «стола» наполовину пуста, а потому все пытаются говорить о высоком, но все одновременно и каждый о своём…
Переводчица Вера прошмыгнула в палатку и без неуместного во льдах жеманства приняла от Димона кружечку с коньяком. На лице её блуждает отрешенная, безадресная улыбка.
— За мужчин!.. — решительный и неожиданный Верин тост вызывает бурный восторг присутствующих, а также сумбурную толчею встречных тостов — торопливых, сбивчивых, наступающих друг другу на пятки….
— А я хочу выпить не за пол какой-то там отдельный!.. Не за мужчин и женщин каких-то… За Ч-человека хочу выпить!.. — вдохновенно пропел Сергей, всем телом подавшись навстречу истосковавшемуся по бескорыстной любви Человечеству.
— Посмотрите на него! — Не отрывая от собеседников призывного взгляда, он широким жестом указывает куда-то назад и вверх, в полог палатки, и я не сразу догадываюсь, что он имеет в виду Хан-Тенгри… — чем он был бы без Че-ло-ве-ка?!.. Чем он был ДО Человека?!..
Все молчат, пораженные неистовой силой Серёгиного человеколюбия, и только загадочный Димон гасит в горсти лукавую ленинскую улыбку.
Гора камней!.. Он был просто гора камней!.. — подсказывает Серёжа, извиняя своим слушателям досадную нерасторопность мысли.
— И льда! — вставляет Игорь уточняющее дополнение.
— И льда! — камней и льда, льда и камней!.. — Подхватывает Сергей.
— Это мы — Он переводит указательный палец с невидимого нам великана себе в грудь, подразумевая при этом, конечно же, всё человечество, — мы, Люди, сделали его тем, чем он является сегодня: Хан-Тенгри, Великой Горой!.. Без Человека у него даже имени своего не было! Он НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИЛ без нас с вами, — НИ-ЧЕ-ГО! — отчетливо разделяя слова отчеканил он и обвёл нас победоносным взором, и я подумал, какой он, всё-таки, ноль, эта сука Хан-Тенгри, и как он должен быть благодарен Богу за то, что мы у него есть…
— А я считаю, надо выпить за здоровье тех, кто нас ждёт! За тех, кто нас ТАМ ждёт! — Игорь указал на небо, но все поняли, что он имеет в виду наших близких на «Большой Земле», поскольку тот, на кого непосредственно указывал его палец, прекрасно справляется со своим здоровьем и вряд ли нуждается в наших тостах, а то, что он нас ТАМ ждёт известно всем, но мало кого радует…
— Да… У кого ждут… — Сергей добавил Игореву тосту лёгкую, понятную многим горчинку.
Я заглянул в свою кружку и одним схватывающим горло глотком допил всё то, что не допил за Человека…
Меня ждут.
Перед самым обедом небо снова зарокотало басом: тяжело груженный вертолёт заходил на посадку, состригая острым винтом зазевавшиеся струи воздуха. В нижнем плафоне кабины раскрашенной в камуфляж стрекозы, в ногах у небритых пилотов, белел своей легкомысленной футболкой режиссёр Георгий Молодцов — гражданская рыбка в большом военном аквариуме. Придвинув акулий глаз видеокамеры к самому стеклу он снимал наплывающие одичалые стада палаток, грязные бугры льда и нас — хрупкие фигурки, с которых винт вертолёта сдувал всё небрежно надетое… «Камера наезжает»!..