Вдруг Гоша умолк, уронив затуманенный взгляд в собственную нетронутую тарелку, и я решил, что он иссяк, но я ошибся: Гоша вспоминал анекдот и собирался с духом.
Наконец, решившись, он встрепенулся, поёрзал, не то вздохнул, не то просто набрал воздух в лёгкие и, глянув в упор на девушку с косичками, произнёс: «Анекдот! Слушайте анекдот!..»
И он рассказал нам анекдот настолько чудовищно пошлый и вызывающе неприличный, что застольный гомон разом смолк, видавшие виды мужи потупились, вилки повисли в воздухе, а пустая тарелка из-под салата застыла удивлённой буквой «О»…
Девушка с косичками замерла, уставившись в недоеденный мясной пирог: в правой руке нож, в левой вилка — остриями вверх и немного вперёд, в сторону Гоши… Она перестала жевать, скулы её побелели. Просидев несколько секунд в полном окаменении, она вдруг продолжила жевать «с того же места», словно её сняли с клавиши «пауза»…
Гоша, совершивший этот странный, зачем-то понадобившийся ему акт свободной воли, обмяк, невнятно хмыкнул и продолжил прерванную на анекдот лекцию о путях и методах документального кинематографа…
Посуда пустеет, народ постепенно разбредается, нам же спешить некуда, потому мы с Лёшей и Сашей Ковалем остаёмся в столовой, продолжая трепаться обо всём на свете. Подошел, загадочно улыбаясь, Валера:
— Знаете сколько Кристофу лет?..
— Под шестьдесят?.. — угадал я осторожно, с учётом того, что активная жизнь на свежем воздухе молодит человека по общепринятому мнению.
— Сорок семь!..
— Срочно надо бриться… — сказал я, задумчиво помолчав и пощупав свою ещё не бороду, но уже не щетину.
— Чего это ты всполошился?.. — ироничные смешки и насмешливые взгляды.
— В кино снимаемся, всё же… Хочу выглядеть на «Большом Экране» свежо и молодо. Чужого мне не надо, но и своего не отдам… И вообще, кто бы говорил! — возвращаю я Валере, который всегда, в любых условиях ухожен и выбрит с германской тщательностью.
— Пойду спрошу режиссёра, не порушит ли его художественный замысел неожиданное бритьё главного героя… — сказал я, решительно покидая компанию.
На следующий день за завтраком я сидел гладко выбритый — поспешил, пока Гоша не передумал — и разглядывал Кристофа, которому очевидно было наплевать, как он выглядит, поскольку он будет прекрасно выглядеть в любом возрасте.
С Кристофом Профи я познакомился сразу же по прилёту в базовый лагерь. Собственно, он был первым, с кем я познакомился в этом лагере. Вертолёт улетел, а я, перетащив к краю морены свой рюкзак, вернулся на посадочную площадку за каким-то общественным барахлом. Среди бочек и ящиков копошился, отыскивая свои вещи, рослый бородатый мужик явно заморского происхождения, поодаль сидели трое парней из обслуги лагеря. Когда я подошел, мужик выпрямился, протянул мне руку и приветствовал, как сторожил новоприбывшего. У него были добрые заинтересованные глаза, живая мимика, и отчетливый французский акцент.
— Вы знаете, кто это? — спросил меня кто-то из ребят.
— Не-а…
— Это Кристоф Профит… Слышали о таком?
— !!!!!!!! — немая сцена… Кто же из образованных любителей гор не слышал о Профите!.. Справедливости ради, надо заметить, что по-французски его фамилия читается, как Профи, с ударением на последнем слоге, но, учитывая, что все в лагере и я сам называли его Профитом, я и тут продолжу называть его этим русизмом. В своё время, я уже был высмеян на форуме известного альпинистского сайта за педантичную приверженность правилам французской фонетики, вовремя не догадавшись, что фраза «стена Пети Дрю» кажется забавной русскому глазу.
Итак, я стоял в двух шагах от легенды французского и мирового альпинизма: скоростное соло на Юго-Западной стене Пти Дрю по маршруту American Direct (за 3 часа 10 минут!..), новый маршрут по северо-западному гребню К2 в связке с Пьером Беганом… Всё это — бриллианты, гранённые для королевских корон, и даже если бы их обладатель не совершил более ничего примечательного — а он совершил!.. — они обеспечили бы ему место на троне альпинистского королевства…
Король смотрел на меня умными, много повидавшими глазами и приветливо улыбался.
— Хотите мы вас с ним сфотографируем?
— Да нет… да ладно… — Отмахнулся я. Нет ничего глупее, чем искать знакомства с великими, а уж фотографироваться на их фоне, как на фоне Колизея или Триумфальной Арки — верх пошлости. Впрочем, это слабость, которой подвержены очень многие, если не все, и редко кому удаётся устоять перед искушением потешить своё тщеславие.