— Посторожим, конечно, — успокоил пастушка Дубов. А Селезень вдобавок удивился:
— Что ж ты, дурья башка, тут сидишь, а Таньку не ищешь?
— Так ведь все надо с умом делать, — возразил Васятка. — Зато теперь я почти точно знаю, где ее искать. В лес она побежать не могла — речку вброд не перейдешь, а на мост она боится. В деревню — тоже нет, здесь земля ровная, я бы ее увидел. Остается вон туда, — пастушок указал на небольшой пригорок, — наверняка она там. — С этими словами Васятка побежал в указанном направлении, только пятки засверкали. И действительно, через пару минут он уже возвращался из-за пригорка, погоняя хворостинкой серую козу.
— Верно я всегда говорил: логика — великая сила! — произнес Дубов с некоторым удивлением. — Да ты присаживайся, Васятка, раздели нашу скромную трапезу.
Однако Васятка остался стоять.
— Ну садись, не стесняйся, — пригласила и Надя.
— Нет-нет, разве я могу садиться, если передо мной сама царевна Татьяна Дормидонтовна! — уважительно ответил Васятка, низко поклонившись Чаликовой.
—Ас чего ты взял, что я — царевна? — удивилась Надя. — На мне вроде бы этого не написано.
— Карета, — пояснил Васятка. — Такая богатая может быть только царской. А поскольку царя Дормидонта Петровича среди вас нет, то я решил, что едет царевна.
— Почему это нет? — с хитрецой заявил майор. — А может, я царь? Или вот Василий Николаич.
— Не, — уверенно ответил Васятка. — Дормидонт Петрович, как говорят, горький пьяница, совсем как наш Пахомыч. А ни один из вас на Пахомыча ничуть не похож.
Услышав такое от простого деревенского паренька, Дубов восхищенно покачал головой. Однако Чаликова не сдавалась:
— Погоди, Васятка, но с чего ты решил, что царевна — я, а не вот эта дама? — Надя указала на госпожу Хелену.
— Нет, сударыня, вы слишком нарядно одеты, — ответил пастушок, оглядев баронессу. — А настоящей царевне совсем не нужно наряжаться, чтобы подтверждать свое положение при царском дворе. — Васятка перевел взгляд на Чаликову. — Только сдается мне, Татьяна Дормидонтовна, что не настоящая вы царевна...
— Почему это? — слегка нахмурилась Надежда.
— Когда я назвал имя козы — Танька — вы никак на это не откликнулись, даже бровью не повели, будто это и не ваше имя.
Надя смутилась, но тут же нашлась:
— Ну да, меня же никто Танькой не называет, я ведь все-таки царская дочка.
Батюшка всегда зовет меня Танюшкой, а все остальные Татьяной Дормидонтовной кличут... Но ты, Васятка, все-таки присаживайся, угощайся!
Повеление царевны Васятка исполнил, но видно было, что последнее объяснение его не очень-то убедило.
За разговором с Васяткой никто и не заметил, как майор Селезень отошел к карете и стал о чем-то шептаться с Чумичкой, а потом они оба подошли к обедо-ужинающим, причем майор бережно нес в руках бутыль с какой-то мутноватой жидкостью.
— Самогонка, — пояснил Селезень. — Я ее так запрятал, что никакие Соловьи-разбойники не найдут. А теперь, как я ощущаю, настал оптимальный момент ее "раздавить"... Не возражаете, Ваше Высочество?
— Не возражаю, — милостиво дозволила питие царевна. — После всех передряг не мешает маленько расслабиться. Вот, помню, как-то в Карабахе... — Надя осеклась, услышав нарочитое покашливание Дубова.
— Да, можно и выпить, — поспешно сказала баронесса. — Но только в меру. — Чисто символически, — успокоил ее Селезень.
— Нет-нет, мне не наливайте, — решительно отказался детектив. — Да и сами, господа, не очень увлекайтесь — нам еще ехать и ехать.
Однако майор уже разливал самогонку по серебряным стаканам с царским вензелем. А Дубов вместе с Васяткой устроился чуть в сторонке на травке и завел с ним беседу вполголоса. Очевидно, двум специалистам в области дедукции было о чем поговорить.
— Ну, за успех нашего предприятия! — провозгласил между тем майор и тут же опрокинул символическое содержимое стакана в свою луженую глотку. — Ух, гадость какая, но хорошо пошла! — Александр Иваныч забросил в рот соленый огурец. — Как говорят господа офицеры, между первой и второй перерывчик небольшой. — Вдруг майор резко повернулся к Чумичке, который скромно закусывал балыком. — А скажи мне, друг разлюбезный, что ты знаешь об этом злодее Каширском?
— Ну вот, — с сожалением протянула баронесса, уже малость захмелевшая "после первой", — так хорошо сидим, и вдруг — Каширский...
Однако Чумичка, видимо, был в настроении поговорить и о Каширском:
— Сволочь он. Примазался ко мне в ученики, мое ремесло выведал, книгу спер — и удрапал. Встречу — не знаю что с ним сделаю! — Произнеся столь содержательный монолог, Чумичка вновь замолк и уставился в землю.