Схватив свечу и громче прежнего заведя "Господу Богу помолимся!", Александр Иваныч первым решительно двинулся к выходу, но эта попытка прорыва блокады едва не кончилась весьма плачевно: едва он покинул пределы круга, авангардный отряд вурдалаков очень быстро выскочил ему навстречу, и Селезню пришлось ретироваться обратно.
- Вывод - языческого круга они боятся больше, чем христианских песнопений, свечей и "Отче наш", - с некоторым удивлением резюмировал Дубов.
- Надо продержаться до утра, - добавила Чаликова. - Только, боюсь, главные сюрпризы еще впереди...
Так оно и случилось - неожиданно раздался неприятный скрип. Он исходил от продолговатого темного предмета неподалеку от алтаря, то ли поначалу ими не замеченного, то ли невесть каким образом там оказавшегося.
При более внимательном рассмотрении предмет оказался гробом. Скрип усилился, и с гроба свалилась крышка. А следом за нею с таким же неприятным звуком из гроба приподнялась и его обитательница - женщина с растрепанными светлыми волосами.
- Проклятая ведьма! - вне себя закричал Чумичка. Сомнений не было - в гробу сидела та самая трактирщица, что давеча столь негостеприимно обошлась со своими клиентами.
Тем временем ведьма встала в гробу в полный рост. Дубов отметил, что на сей раз весь ее наряд составлял просторный белый саван.
- Ну что, милые мои, - зловеще зазвучал по церкви ее тихий голос, с мертвящей гулкостью отдаваясь где-то под куполом, расписанном ангелами и херувимами, - не захотели вы у меня погощевать, так я сама к вам пожаловала! - Загробный смех ведьмы громом прокатился по церкви, поддержанный из углов отвратительным хрюканьем вурдалаков и мелких бесов.
Но на этом, разумеется, кошмары не кончились: гроб заскрипел пуще прежнего и тяжело поднялся в воздух. Сделав несколько неуверенных кругов, сей летательный аппарат взлетел к куполу, а затем резко взял на снижение и пошел на таран. Но тщетно - невидимая стена охраняла Дубова и его спутников, и гроб, ударившись об нее, резко отлетел в сторону. Гроболетчица злобно зашипела и затопала ногами, отчего гроб произвел под куполом церкви какой-то уж совершенно немыслимый маневр.
- Петля Нестерова, - уважительно прогудел майор. - Высший пилотаж!
- Рано радуетесь! - крикнула ведьма, и тут небо за окном озарилось вспышками. Еще минуту спустя зазвенело стекло, и в одном из окон храма появилась огнедышащая голова на длинной, как у жирафа, но зеленой шее. В церкви запахло перегаром, а затем разбились еще два окна, и еще две точно такие же головы заглянули вовнутрь.
- А вот и ужин! - тоненьким голоском пропищала средняя голова, с любопытством осмотрев Дубова, Чаликову, баронессу, Чумичку и майора.
- Завтрак, - глубоким басом возразила правая голова, а левая лирическим баритоном подытожила:
- Конечно, ночью кушать вредно, но если в меру, то можно.
- Вот черт! - тихо выругался майор. - А я уж думал это вранье все. Ан вот он, гад летучий.
- И очень даже убедительно выглядит, - так же шепотом ответила ему баронесса.
- Испепели их, Змей Горыныч! - истерически зашипела Баба Яга. Преврати их в уголь, в пустое место!
- Ну зачем в уголь? - благодушно хмыкнул Змей Горыныч. - Уголь - это невкусно. Но маленько поджарить их, конечно, не помешает. - С этими словами все три головы набрали ноздрями побольше воздуха.
Однако выпустить огонь Змею Горынычу так и не удалось. Где-то за стенами храма явственно прокукарекал петушок, и мелкая нечисть, в панике давя друг друга, попятилась к выходу.
- Ну, ваше счастье! - сквозь зубы процедила ведьма. С этими словами она отшвырнула гроб в угол и, схватив помело, валявшееся под иконостасом, вылетела из храма, разбив при этом еще одно окно.
- Да не больно-то и хотелось, - перегарно вздохнул Змей Горыныч и отправился следом за Бабой Ягой.
Наскоро прихватив свои нехитрые пожитки, путники поспешили к выходу. На улице уже светало, и капли росы, будто маленькие жемчужинки, блестели на траве и листьях.
На шум вышел старичок сторож:
- Каково почивала, царевнушка, солнышко наше ясное?
- Спасибо, прекрасно, - ответила Чаликова, и путники поспешили погрузиться в карету, чтобы скорее уехать подальше от этого храма памятника зодчества середины двенадцатого века.
***
Не раньше как проехав пару верст, путешественники более-менее пришли в себя и смогли связно излагать мысли и эмоции.
- Ну, слава богу, все хорошо, что хорошо кончается, - облегченно вздохнула Надя.
- Это только начало, - откликнулась баронесса.
- Однако же, - сладко зевнул Селезень, - выспаться нам так и не дали...
- Ничего, у князя Григория отоспимся, - беспечно махнул рукой Дубов. А как отоспимся, приступим к выполнению своей благородной миссии.
- Подъезжаем к заставе! - крикнул с кучерского места Чумичка.
Государственная граница не представляла из себя чего-то особенного - ни вспаханной полосы, ни вышек, ни охранников с собаками видно не было. Лишь вблизи дороги на небольшом возвышении стоял пограничный знак, сделанный из толстенного ствола векового дерева. Вокруг него суетились два субъекта вурдалаческой внешности и пытались распилить символ государственной границы кривой ржавой пилою. Увидев карету, оба пильщика оторвались от процесса и низко поклонились.
- Что сие значит? - удивилась Надя.
- Элементарно, - невесело усмехнулся Василий. - Нечистая сила уже проведала, что князь Григорий женится на царевне Танюшке и что таким образом его княжество и Кислоярское царство естественным способом соединятся. Вот они заранее и пилят пограничные столбы в знак скорейшего объединения и совместного пития кровушки обоих братских народов.
- А, ну понятно, - загромыхал майор Селезень. - Вот почему они нашу карету так приветствовали! Представляете картину - бесы и вурдалаки маршируют по Царь-Городскому кремлю под командованием князя Григория, а царь Дормидонт вынужден подобный парад принимать!
За столь милыми разговорами они проехали еще несколько верст. В отличие от Кислоярского царства, в княжестве Григория вдоль дороги стояли аккуратные каменные столбики с количеством верст до замка главы государства. Дорога вилась через поля и перелески и в конце концов завела в деревеньку с небогатыми, но вполне добротными избами. При выезде из деревни очередной столбик указывал, что ехать осталось пятьдесят восемь верст.