- Ну, например, директрисе кислоярского музея госпоже Свешниковой, - не задумываясь ответила Чаликова. - Ее заинтересовали ваши исследования в области, так сказать, сравнительного демоноведения, и она хотела бы поделиться с вами своими мыслями.
- Искренне сожалею, что забыл указать в письме точный обратный адрес, учтиво заметил Сидоров, - однако очень сомневаюсь, чтобы почтеннейшая Тамара Михайловна специально для этого стала обращаться к частному сыщику.
- Разумеется, - согласился Дубов. - Мы, конечно, рады, что помогли госпоже Свешниковой вас разыскать, но куда больше сами рады, что нашли вас.
- И, понизив голос, добавил: - Уважаемый Всеволод Борисович.
Сидоров спокойно обвел взглядом Дубова и Чаликову и столь же спокойно произнес:
- Давайте пройдем в дом. А то негоже гостей принимать на улице.
Изнутри избушка Сидорова выглядела еще беднее, чем снаружи. Наде и Василию сразу бросилось в глаза, что вперемешку с нехитрым крестьянским скарбом повсюду лежали рукописи на многих европейских языках. А в красном углу, где в деревенских избах обычно находятся образа, висел портрет академика Лихачева.
- Присаживайтесь, господа, - пригласил Сидоров. - Извините за беспорядок, сейчас поставлю самоварчик...
- Может быть, приступим к делу? - нетерпеливо предложил Василий.
- Да, конечно, - откликнулся хозяин. - Как я понял, когда вы назвали меня Всеволодом Борисовичем, это не было простой оговоркой, не так ли?
- Совершенно верно, - отчеканил Дубов. - Я с полной ответственностью утверждаю, что вы - бывший директор Старгородского музея Всеволод Борисович Козицкий. И не пытайтесь этого отрицать!
А хозяин ничего и не отрицал - он продолжал возиться с самоваром.
- Нам известно о вас гораздо больше, чем вы думаете, - продолжал Дубов. - Если хотите, я могу рассказать в подробностях, как вы превратились из директора Козицкого в беженца Сидорова.
Сидоров по-прежнему молчал. Но заговорила Надя:
- Погодите, Вася, но с чего вы взяли, что господин Сидоров - это Козицкий?
Ведь директор музея пропал без вести, а по официальной версии - погиб...
Дубов поудобнее устроился на колченогой табуретке:
- А вот послушайте. И если я в чем-то ошибусь, то прошу вас, Всеволод Борисович, меня поправить. Когда началась Мордавско-Придурильская война, то музейные ценности, в том числе картины Врубеля, оказались под угрозой: они могли погибнуть при бомбежке либо просто быть распроданы.
- За оружие, - вставила Надя.
- За оружие и боеприпасы, - подтвердил Василий. - Но вы, Всеволод Борисович, этого допустить никак не могли, а потому начали вентилировать вопрос о переправке картин и всего прочего за кордон, а конкретно - в Кислоярск. Однако обстоятельства вынудили вас форсировать события. Но наивный маневр с целью запутать следы не дал желаемого результата - на восточном выезде из города грузовик 33-33 МОР был остановлен отрядом ОМОНа, вашего водителя Костю выволокли из кабины и принялись зверски избивать...
- Он погиб? - вскрикнул хозяин.
- Кто, Костя? Жив и здоров, - успокоил его Василий.
- Слава богу! - прошептал Козицкий. - Я до сих пор не могу себе простить, что оставил его...
- Ну, не упрекайте себя так, Всеволод Борисович, - мягко сказала Надя. - Все равно вы бы ничем ему не помогли, а ведь вам нужно было спасать коллекцию.
- Дальнейшее представляется мне так, - продолжал Дубов. - Поскольку Придурильские руководители не очень-то доверяли своим омоновцам, то им просто было дано распоряжение задержать грузовик и передать спецслужбам, без указания на характер и ценность грузов. Однако омоновцы, начав избивать водителя, так увлеклись своим любимым занятием, что даже сразу не заметили, как вы пересели за руль и уехали. А для "отмазки" перед начальством их командир Мстислав составил рапорт в том смысле, что вы оказали сопротивление и вас пришлось поставить к стенке, а грузовик сжечь. Ну или что-то в этом роде. - Василий отхлебнул чаю из треснувшего стакана и продолжал: - Именно то обстоятельство, что вас считали погибшим, а грузовик уничтоженным, и позволило вам довольно долго и беспрепятственно передвигаться по территории Придурильской республики.
- В мирное время я много ездил по Старгородскому району с лекциями и краеведческими экспедициями, - вздохнув, сказал Козицкий. - И, смею надеяться, неплохо знаю все лесные и полевые дороги. Именно по ним я доехал до этих мест, а ночью пересек Кислоярское шоссе. Тут, сразу за Субботином, находятся заброшенные полигоны - раньше они были на территории двух районов, Старгородского и Кислоярского. Но я знал, что там есть дороги, по которым можно пересечь границу... - Директор надолго замолк. Тогда слово вновь взял Василий:
- То, что вы находитесь здесь, означает одно: переправить ценности через кордон вы так и не смогли. Но это значит и другое: раз вы тут живете под чужим именем, рискуя быть разоблаченным, то ценности не погибли, а хранятся где-то поблизости. Или я не прав?
- Вы совершенно правы, господин Дубов, - спокойно сказал Козицкий. Просто я подумал, что если вы с такой точностью воссоздали мое бегство из Старгорода, то и найти место, где я прячу музейные ценности, для вас не составит труда. А может, вы его уже знаете?
- Ну, это уж вы преувеличиваете мои способности, - чуть смутился Василий.
- Я ничего доподлинно не знаю, лишь могу предполагать с большей или меньшей долей вероятности. Что касается места... - Василий на минутку задумался. - Скорее всего, это где-то на полигоне. Не так ли?
- Да, - кратко ответил Козицкий. - Я заехал на полигон, но запутался в многочисленных дорогах - ведь раньше я там никогда не бывал. А уже близился вечер, да и бензин заканчивался. Нужно было что-то делать, и я не нашел ничего лучшего, как загнать грузовик в заброшенный бункер. Но тут вдруг начался налет. Наверно, они заметили, что по бывшему полигону что-то движется и решили на всякий случай скинуть бомбу. Должно быть, завалило въезд в бункер, и я оказался в кромешной тьме. Я и сейчас без содрогания не могу вспомнить, как шарил по стенам моего склепа и всюду натыкался на шершавый холодный камень... Но потом немного освоился и, обдирая до крови пальцы, прорыл небольшой лаз и выбрался наружу. Ну а остальное вам, должно быть, известно не хуже, чем мне. Я сказался беженцем по фамилии Сидоров, поселился здесь, в Субботине, и продолжал, по мере возможностей, научную работу. - Всеволод Борисович тяжело вздохнул. - Но теперь, как я понимаю, ей пришел конец?