- Вроде, - скорбно покачал головой Пал Палыч.
***
Войдя к себе в номер, Василий застал обоих скоморохов - они расставляли свои новые приобретения, сделанные на золотые монеты из чудо-шкатулки. По преимуществу это были предметы театрального реквизита и мелкая мебель для повозки. В углу стояли три вместительных корзины, из которых доносилось лягушечье кваканье.
- О, вы уже и на болоте успели побывать! - похвалил Дубов.
- Купили, - пренебрежительно ответил Антип. - Оказывается, их здесь торгуют на базаре для галльских купцов, дабы те чувствовали себя, как дома.
Детектив отправил скоморохов на базар с двоякой целью - пустить в оборот как можно больше лягушачьих монет, а заодно узнать, что говорят в городе о насильственной смерти воеводы Афанасия. И было видно, что скоморохи явились не совсем "пустыми" - если Антип чинно ходил по комнате и перебирал многочисленные покукпки, то Мисаила, кажется, просто распирало от желания поделиться новостями с Савватеем Пахомычем.
- Ну, так что новенького? - сжалился Дубов над Мисаилом. Тот тряхнул кудрями:
- О, весь город просто гудит!
- Чем - убийством воеводы?
- Какой там воевода! - театрально воздел руки к закопченному потолку Мисаил. - Свадьба, вот чем живет вся Мангазея!
- Постойте-постойте, какая свадьба? - опешил детектив.
- Какая свадьба? И он еще спрашивает, какая свадьба!
- Известно какая, - подключился к разговору Антип, - самой Пульхерии Ивановны!
- Что за Пульхерия Ивановна? - не понял Дубов.
- Как, ты не знаешь, кто такая Пульхерия Ивановна? - сочувственно изумился Мисаил. - Это же величайшая певунья всех времен и народов. Вот уже сорок лет она услаждает слух всех истинных ценителей...
- Пятьдесят, - кратко перебил Антип.
- Чего пятьдесят? - резко обернулся к нему Мисаил.
- Лет, как услаждает, - высокопарно ответствовал Антип.
- Кто тебе сказал такую чушь? - взорвался Мисаил. - Да, она, конечно, вдвое старше Фомы, но не настолько же!..
- Тихо! - пресек перебранку Дубов. - Расскажите мне спокойно и с расстановкой, что это за свадьба и почему о ней гудит весь город.
Скоморохи переглянулись, и Антип принялся объяснять Дубову, как несмышленому дитяте:
- Свадьба между прославленной певуньей Пульхерией Ивановной и городским певчим Фомой. Фома ей по годам во внуки годится, но это ничего; главное любовь.
- А какая любовь! - не выдержал Мисаил. - О, сколь замечательную песню посвятил Фома своей невесте!
Скоморохи еще раз переглянулись и с чувством затянули:
- Ох ты гой еси, Пульхерия свет-Ивановна,
Светик ты мой ясный, ты моя зазнобушка,
Березынька моя белая, густолиственная,
Рыбонька ты моя золоточешуйчатая,
Птичка ты моя быстрокрылая...
Но так как сия возвышенная песнь не вызвала у Василия ожидаемого восторга, то скоморохи вновь перешли на низкую прозу:
- День свадьбы еще не назначен, но готовится великое торжество с народным гулянием за городом, на Ходынской пустоши. Вот бы поучаствовать! Мы бы показали там свое представление, получили бы какую-никакую прибыль...
- Ну хорошо, а что говорят в народе о гибели воеводы? - попытался вернуть беседу в нужное русло Василий.
Антип недоуменно пожал плечами:
- Да ничего не говорят. Кого может привлекать такая мелочь?
Мисаил добавил:
- Мы спрашивали у людей, но большинство даже не слышали об этом Афанасии, а для тех, кто слышал, весть о его кончине оказалась настоящим откровением!
- Да кому это важно, - пренебрежительно заметил Антип. - Вот если бы Пульхерию Ивановну...
Тут раздался требовательный стук в дверь.
- Да-да, заходите! - крикнул Василий, и в комнату вплыла хозяйка постоялого двора, пожилая и весьма крупная дама. Уже при первом свидании с ней, когда снимал номер, Дубов отметил, что она чем-то очень напоминает знаменитую актрису Фаину Раневскую.
- Вот зашла узнать, как устроились, - заговорила хозяйка низким и слегка прокуренным голосом, с подозрением косясь в тот угол, откуда доносилось радостное кваканье. - Не нужно ли чего... - И вдруг она покачнулась и упала прямо на табуретку, едва ее не сломав. Дубов и скоморохи бросились к ней. - Это вы... вы...
- Ефросинья!!! - хором завопили Антип и Мисаил.
- Милые мои... Милые... - повторяла задушевным низким голосом хозяйка. И, поднявшись с табуретки, она заключила обоих скоморохов в свои могучие объятия.
- Вы знакомы? - удивился Василий.
- И вы еще спрашиваете, знакомы ли мы! - с придыханиями произнесла Ефросинья. - Да я с этими засранцами тридцать три пуда соли съела!
- Мы раньше вместе скоморошествовали, - пояснил Антип, с трудом выбравшись из дамских объятий. И с грустью добавил: - Хорошее было времечко!..
- После той злополучной поездки в Белую Пущу всех разметало кого куда, - вздохнул Мисаил. - А между прочим, Ефросинья тогда воплощала самого князя Григория.
- Как сейчас помню, - радостно подтвердила хозяйка. Встав в патетическую позу, она принялась с выражением читать: - "Ну вот, к высшей пришел я власти, Удовлетворю теперь свои я страсти. Буду править не как Шушки, А по праву строгой руки. Чтобы не было угрозы престолу, Изведу любую крамолу", ну и так дальше. Столько лет прошло, а еще не все забыла... Савватей Пахомыч, - обернулась Ефросинья к Дубову, - можно, я уведу от вас этих обормотов?
Нам так о многом нужно поговорить, так многое вспомнить...
- Да, ну конечно же, - улыбнулся Василий. - Только последний вопрос вы узнали, где конкретно на базаре обитает Данила Ильич?
- Так у него мы и купили лягушек! - радостно сообщил Мисаил. - А его лавку легко найти - идешь по главному проходу до конца, а потом налево, а над входом нарисована огромная жаба.
- Идемте, идемте скорее, - торопила Ефросинья. - Я вас блинами угощу, чаем напою, а то и чем покрепче...
***
Царь-Городский Гостиный Двор представлял собой огромное деревянное строение, даже попросту очень большую избу. С трактиром на первом этаже и множеством комнат на остальных двух этажах. И все это строение было пронизано множеством запутанных коридоров и узких лестниц. В одном из темных грязных закоулков, пропахшем кислыми щами и кошачьей мочой, стояли двое половых в одинаковых красных рубахах и с одинаково прилизанными волосами с пробором посередке. Один из них, деловито попыхивая самокруткой, говорил: