- Ну как ты, Петрович? - участливо спросил долговязый.
Соловей на это лишь хмуро пробурчал нечто нечленораздельное.
- Ты ее обесчестил? - не унимался длинный. И тут Соловей взвился:
- Убью! Зарежу! - завизжал он и, придерживая портки, лихо рванул за долговязым, который, зная крутой нрав атамана, уже несся к лесу длинными прыжками.
- Похоже, вышло как всегда, - покачала головой разбойница, глядя вослед Петровичу, и сплюнула на дорогу. - То есть наоборот.
***
"Собственный дом" Миликтрисы Никодимовны в Садовом переулке оказался добротной бревенчатой избой с небольшим палисадничком, расписными ставнями и резным коньком на крыше. Василий позвонил в колокольчик, и вскоре дверь открыла красивая молодая женщина весьма аппетитных форм в небрежно накинутом розовом платье, которое детектив поначалу принял за пеньюар.
- Мне бы повидать Миликтрису Никодимовну, - нарушил Дубов неловкое молчание.
- Это я и есть, - откликнулась дама неожиданно приятным мелодичным голоском и пропустила гостя через полутемную прихожую в некое подобие гостиной, стены которой и вправду были увешаны образами в медных окладах.
Кое-где перед иконостасом тускло коптили свечки и лампадки. - Вы ко мне по какому-то делу? - оторвала хозяйка Василия от созерцания обстановки.
- Да-да, разумеется! - невпопад ответил Василий и подумал: "А кстати, по какому делу?".
- В таком случае не угодно ли присесть? - Миликтриса Никодимовна указала на обширный стол посреди гостиной. - С кем имею удовольствие говорить?
- Меня зовут Савватей Пахомыч, - представился Дубов, скромно присаживаясь на краешек стула. - По роду занятий я виршеплет и скоморох. И вот, будучи немало наслышан о ваших высоких достоинствах, явился лично засвидетельствовать почтение и восхищение. - С этими словами Василий торжественно вручил хозяйке букет.
- Очинно вами благодарна, - жеманно пропищала Миликтриса Никодимовна. Но, если не секрет, от кого вы обо мне столь лестно наслышаны?
- От кого? - задумался Дубов. - Ах да, от некоего Евлампия из Каменки. - Детектив украдкой глянул на хозяйку. Та при имени Евлампия чуть потемнела лицом, но тут же понимающе закивала. - Но даже все его восторженные речи - ничто перед тем, что я вижу воочию! - горячо продолжал Дубов. - И вот глядя на вас, в моем сознании родились эти скромные строки. - Василий порывисто выскочил из-за стола, театрально опустился на одно колено и с выражением, хотя и слегка путая слова, прочел стихотворение "Я помню чудное мгновенье".
- Очень мило, благодарю вас, - томно отвечала хозяйка, выслушав поэтическое послание. - Не хотите ли чаю? У меня самый лучший, из индийской лавки.
- Одну минуточку! - вскочил Дубов с колена. - Дорогая Миликтриса Никодимовна, в знак вашего признания моего скромного таланта прошу вас принять вот это! - Детектив извлек из кармана коробочку и вынул из нее золотой браслет, отделанный бриллиантами - это ювелирное изделие обошлось ему в десяток монет из "лягушачьей" шкатулки.
- Ах, ну что вы, Савватей Пахомыч, - сладко замурлыкала Миликтриса Никодимовна, - я никак не могу принять от вас столь дорогую вещь! - Дубов, однако, заметил, как сладострастно заблестели при этом ее масляные глазки.
- Умоляю вас! - с непритворным жаром начал уговаривать Василий, и Миликтриса Никодимовна сдалась:
- Ну хорошо-хорошо, так и быть, но только чтобы вас не обижать! - И браслет стремительно исчез в складках ее платья. - Прошу! - Хозяйка открыла еще одну дверь и провела гостя к себе в будуар, как окрестил для себя Василий вторую комнату, значительную часть коей занимала обширная кровать. Естественно, здесь никаких икон на стенах не было.
- Прошу! - повторила Миликтриса Никодимовна, недвусмысленно указывая на кровать, и сама первая принялась неспешно разоблачаться.
Василий медлил. "А как же Надя? - проносилось у него в голове. - Смогу ли я теперь честно глядеть ей в глаза? И потом, я прибыл в Новую Мангазею, чтобы вести важное расследование, а не крутить шуры-муры с местными гулящими девицами. Хотя, с другой стороны, именно эта жрица рыночной любви может меня вывести на отгадку тайны, ради которой я здесь нахожусь..."
- Ну что же вы, Савватей Пахомыч? - оторвал Василия от раздумий голос хозяйки. - Или вам помочь раздеться?
- Нет-нет, я сейчас! - С этими словами детектив решительно принялся стягивать сапоги.
***
С некоторым трепетом Серапионыч вошел в царские покои. Каким бы прожженным циником он ни слыл, но все-таки питал некоторое уважение к царствующим особам. Тем более, что ни одной такой особы живьем не видывал. До нынешнего дня, разумеется.
А посреди роскошного зала в большом кресле восседал пожилой мужчина с грузной фигурой, немного обрюзгшим лицом и печальными глазами. Это и был царь Дормидонт, хотя, честно говоря, кроме золотого посоха, ничто не указывало на его царственность. А на столе перед царем стоял витой графин, две чарки и надкушенное яблоко. Рядом в позе почтенного смирения склонился коренастый лысый вельможа небольшого роста.
- Что ж ты, князь, - ледяным тоном говорил Дормидонт, - против меня заговор, понимаешь, замышляешь?
- Да я, царь-батюшка, за тебя в огонь и в воду, - оправдывался князь. Это все твои недруги, супостаты - они на меня напраслину возводят...
- Да? - с недоверием глянул царь на вельможу. - А с чего это бояре в Думе тебя на царство хотели заместо меня посадить?
- Да это все боярин Илюхин да боярин Андрей воду мутят, а я ни сном, ни духом...
- Ох, Длиннорукий, не верю я тебе, - устало покачал головой Дормидонт Петрович. - Ступай с глаз моих...
Серапионыч посторонился в дверях, и мимо него пронесся весь красный, как рак, князь Длиннорукий.
Убедившись, что грозный монарх ничем не отличается от простого смертного, Серапионыч негромко кашлянул. Дормидонт поднял взор от графина.
- А, эскулап! Проходи, присаживайся, - усмехнулся царь, - Садись, садись, я не кусаюсь. - С этими словами он разлил водку по рюмкам: - Тебя как бишь зовут?
- Владлен, - вежливо отвечал Серапионыч.
- Ну тогда за знакомство! - провозгласил царь и опрокинул рюмку в рот.
Серапионыч, стараясь не ударить лицом в грязь, так же лихо проглотил содержимое. И с удовольствием отметил про себя, что водка пошла, как говорится, мягко. Не то что химия всякая, из ацетона сварганенная.