- Джон Уильям Свамп был по роду занятий представителем одного крупного торгового дома с Альбиона в Новой Мангазее, - начал терпеливо объяснять Антип, - но основным делом его жизни стало сочинительство для подмостков.
Свамп был свидетелем завоевания Мангазеи царем Степаном и поведал об этом в своей трагедии, написанной хотя слогом аглицких драм, но на нашем языке, коим он, долгие годы живя здесь, овладел в совершенстве. Но потом все списки этой трагедии были отобраны, а сам Джон Уильям выслан обратно в Англию.
- Так что же, значит, все описанное имело место на самом деле? заинтересовался Дубов.
- Да как ты не понимаешь, Савватей Пахомыч, - загорячился Мисаил, художник имеет право на свое видение происходящего. Это ведь не какой-нибудь бездарный ремесленник...
- Да нет, это-то я понимаю, - поспешно перебил детектив, не желая вдаваться в концептуальные дискуссии о художественном вымысле и пределах его допустимости, - просто я не понимаю, как эта пьеса два века спустя попала к вам.
- Загадочное дело! - с сомнением покачал головой Антип. - Сегодня мы выступали на площади со своими шутками, а когда уже собрались уходить, то к нам подошел какой-то невзрачный господин и сказал: "Что вы всякую дрянь играете - с вашими-то способностями нужно совсем другое!". Протянул нам этот свиток, а сам был таков.
Василий осторожно взял в руки свиток с "Завоеванием Мангазеи":
- Бумага хоть и не очень новая, но двести лет ей никак не дашь. А вы уверены, что это действительно та самая вещь, а не какая-нибудь подделка?
- Да как ты можешь?! - чуть не подпрыгнул Мисаил. - Так написать мог только настоящий великий маэстро!..
- Ну хорошо, - опять не стал спорить Василий, - допустим, что это и есть та самая трагедия. А вы не задумались, почему она всплыла именно сегодня? Не оттого ли, что кому-то выгодно разжигать в Мангазее противо-царь-городские настроения? И вы прекрасно знаете, кто он - этот кто-то!
- Князь Григорий?.. - неуверенно пробормотал Антип.
- А вам не кажется странным, - продолжал Дубов, - что пьесу, считающуюся утерянной два века назад, неизвестно кто отдает неизвестно каким скоморохам...
- Как это неизвестно каким?! - сорвался с места Мисаил. - Просто человек увидел, что такие даровитые скоморохи, как мы, исполняют всякую дрянь, и решил нам помочь!
- Вздор! - решительно заявил Василий. - Если хотите, я могу рассказать, как все было, а вы уж сами решайте, как поступать. Двести лет назад все списки крамольной трагедии были изъяты и, скорее всего, вывезены в Царь-Город, где их поместили в спецхран. Ну, то есть, в тайное бумагохранилище, - поправился детектив. - Мне доподлинно известно, что сторонники князя Григория имеются в самых высоких Царь-Городских кругах, и они-то, имея доступ в спецархив, могли вынести оттуда рукопись трагедии и сделать с нее сколь угодно списков - один из них и попал к вам.
- Но для чего? - удивился Антип.
- Это элементарно! - в сердцах брякнул Василий. - То есть, я хотел сказать, что и дураку понятно. Для того же самого, для чего тут распространяют подметные письма - чтобы возможно больше мангазейцев ожидали князя Григория как освободителя и благодетеля. Он, в отличие от недоброй памяти царя Степана, надеется взять город с наименьшими жертвами и разрушениями. И отнюдь не из каких-то человеколюбивых побуждений, а чтобы заполучить в готовом виде всю здешнюю инфраструктуру.
- Чего-чего? - не поняли скоморохи.
- Ну, налаженные торговые связи, пристани, судоверфи, всяческие мастерские, кузницы и все такое прочее. Так что думайте сами, вкладывать ли свою лепту в победу князя Григория, или нет. Мне кажется, что мы сюда прибыли, скажем так, с несколько иной миссией.
- Да, пожалуй, - пробормотал притихший Мисаил. А Антип неуверенно добавил:
- Кто его знает? Князья Григории приходят и уходят, а эта, как ее, инфра - остается...
***
Едва только Серапионыч возвратился в терем Рыжего, как хозяин кинулся ему навстречу:
- Ну как, доктор, есть надежда?
- Случай, конечно, запущенный, - со знанием дела ответил Серапионыч, проходя в гостиную, - но отнюдь не безнадежный.
- Доктор, а нельзя ли это как-нибудь ускорить? Ведь государство в опасности!
- Как любит говаривать один наш общий знакомый, "Не спеши, а то успеешь", - поправил на носу пенсне доктор.
- Знаю, знаю, - подхватил Рыжий, - "Тише едешь - шире лицо".
- Морда, - учтиво поправил Серапионыч. - Наш общий знакомый в данном контексте употребляет именно это словечко.
- Что ж, морда - так морда, - вздохнул хозяин. - Ну ладно, не буду вас торопить. Но только вы очень уж не затягивайте.
- Ну а как там наш боярин Андрей? - поинтересовался Серапионыч, проходя в гостиную. - Уже оклемался?
- Да, вроде бы пришел в себя и даже что-то пытается говорить, - ответил Рыжий. - Но я сам только перед вами пришел и его еще не видел.
- Ну так пойдемте вместе, - предложил доктор.
Внешний облик боярина Андрея говорил, что дело хоть медленно, но верно идет на поправку. Едва завидев Рыжего, боярин очень обрадовался и даже попытался привстать на кровати.
- Лежите, пациент, вам вредно делать резкие движения, - остановил его Серапионыч.
- А говорить он может? - затревожился Рыжий.
- Вообще-то может, но пока лучше не напрягать связки, - заметил доктор.
- Но ведь от этого зависит судьба страны! - взмолился Рыжий.
- Что у вас за страна такая, что ее судьба зависит то от запоя главы государства, то от нескольких слов члена Боярской Думы, - проворчал Серапионыч. На что Рыжий ответил:
- Знаете, доктор, имеется такой анекдот: один червячок спрашивает у другого: "Ну зачем мы живем в этой противной навозной куче?". А второй отвечает: "Понимаешь, есть такое понятие - Родина".
- Ну ладно, - сжалился доктор, - говорите. Только кратко.
Боярин Андрей заговорил еле слышным шепотом, то и дело надолго прерываясь:
- Я был у князя Длиннорукого... Там были все, кто за него... Сначала князь выставил большую бочку зелена вина, а потом...
- Пожалуйста, без лишних слов, - перебил Рыжий, - тебе нельзя много говорить. Как я понимаю, у Длиннорукого произошло нечто такое, что заставило тебя со всех ног броситься ко мне в терем, так ведь?
- Да, - с трудом выдохнул боярин Андрей. - Длиннорукий, как выпил, стал похваляться, что скоро в Царь-Город явится князь Григорий и всем, кто был против него, покажет, где раки зимуют... И что он уже готовится преподнести Григорию столицу, как на тарелочке... А потом, выпив еще чарку, сказал: "И знаете, как это будет? В условленный день я приглашу и царя, и бояр, и Рыжего к себе на празднества, а потом все, кого я упрежу, незаметно выйдут наружу... - Боярин Андрей надолго замолк, но потом, собрав последние силы, с огромным трудом договорил: - А кого не упрежу, тех подожгу вместе с теремом". - Боярин закрыл глаза и без чувств уронил голову на подушку.