- Ай-яй-яй, - поморщился майор, - ну это уж совсем круто.
А командир тем временем постепенно скукоживался, сгибался пополам, пока не плюхнулся перекошенным лицом в придорожную пыль. Солдаты, вместо того чтобы придти ему на помощь, осклабились в гнусных улыбочках.
- Сброд, - констатировал майор.
И тем не менее было ясно, что скоро их командир очухается, и уж тогда этой дамочке не поздоровится. И тут в поле зрения майора оказалась новая фигура.
Это был маленький толстенький человечек на кривых ногах, но зато его кафтан был расшит золотыми галунами, а на правом боку висела здоровенная сабля. При его появлении солдаты перестали скалиться.
- Ага! - довольно пробормотал майор. - Высший командный состав.
А генерал тем временем о чем-то поговорил с дамой в черном, после чего тоже пнул уже пытавшегося подняться командира. От чего бедолага снова пропахал физиономией дорогу.
- А! - удивился майор. - Значит, баба из кареты своя!
И действительно - генерал поцеловал даме ручку, и та, погрузившись в экипаж, преспокойно поехала дальше. Селезень же раздосадовано стукнул кулаком по трубе. Ему так и не удалось разглядеть лица дамы, поскольку оно было скрыто вуалью. Да и лицо генерала из-за огромных темных очков рассмотреть не вышло.
***
Дубов неспеша брел по Мангазейским улицам и предавался размышлениям. Однако на сей раз они носили не дедуктивный, а скорее морально-этический оттенок:
хорошо ли Василий делает, вступая в интимный контакт с Миликтрисой Никодимовной? И вообще - допустимо ли использовать Миликтрису, какова бы она ни была, в целях сбора информации? Ведь она, кажется, влюбилась по-настоящему. Или все это тоже игра?
Детектив остановился возле витрины стекольной лавки, имевшей вид приличного фирменного магазина, и оглядел себя в роскошном зеркале с узорчатой серебряной рамкой. Как обычно в последние дни, Василию стало немного не по себе от вида собственного лица. Впрочем, он уже начал понемногу привыкать с своему новому облику. Физиономия, которую сыщик обрел благодаря Чумичкиной мази, ему даже нравилась: немного заостренные черты, высокий лоб мыслителя, глаза с проницательным прищуром, небольшие залысины... Порой Дубову казалось, что в его внешности появилось что-то от артиста Василия Ливанова из телесериала о Шерлоке Холмсе, а иногда - нечто от Вячеслава Тихонова из "Семнадцати мгновений весны". И то и другое Дубову, несомненно, даже слегка льстило.
- Ну ладно, будем считать, что Наде изменяю не я, а ты, - сказал детектив своему отражению. Конечно, в глубине души Василий сомневался в уважительности такого оправдания, но другого у него на данный момент не было. А не идти к Миликтрисе Никодимовне Дубов никак не мог - ведь она после трагической гибели Данилы Ильича оставалась единственной ниточкой, которая могла вывести на ново-мангазейских заговорщиков. "Кладбищенский след" Василий, конечно же, со счетов не скидывал, однако его разработкой пока что занимались Антип с Мисаилом.
За раздумьями Василий и сам не заметил, как ноги довели его до "собственного дома" Миликтрисы Никодимовны в Садовом переулке. Входные двери оказались лишь прикрыты, и Василий без звонка вошел в дом. Однако в полутемных сенях он остановился: из гостиной явственно доносились два приглушенных голоса, один из которых принадлежал хозяйке, а другой незнакомому человеку.
- Парень он пустой и бесшабашный, - говорила Миликтриса Никодимовна, ни на какое сурьезное дело не годный.
"Кого это она так?" - подумал Василий. А хозяйка продолжала:
- Корчит из себя виршеплета и скомороха, а деньгами сорит, как не знаю кто.
Наверняка ведь кого-то пограбил на большой дороге, а то и еще чего похуже, своими бы так не базарил.
"Так это ж она про меня! - смекнул Дубов. - О женщины, женщины!.."
- Ну что ж, Миликтриса Никодимовна, я думаю, что он мне вполне подойдет, - ответил неизвестный собеседник. Его голос был очень мягкий и приятный, хотя чуть не половину звуков гость Миликтрисы Никодимовны или вовсе не выговаривал, или вместо одних произносил другие. Так что первая услышанная Дубовым фраза незнакомца звучала примерно так:
- Ну ушто же, Мывиктьиса Никадимауна, я думаю, што он мне уповне подойдет.
- И что от меня требуется? - деловито спросила Миликтриса.
- Пьигвасите ево на заутва, ну, так ускажем, на заутвак, но не слишком рано, и скажите, что с ним хочет поговоить один чевовек, который может пьедвожить хоуошую работу и пвиличный заваботок.
- Договорились, Димитрий Мелхиседекович, так и скажу - хорошую работу и приличный заработок.
"Как-как, Мелхи-чего? - подивился Дубов. - Ну и имечко, без ста грамм не выговоришь".
- Ну што жа, Мивиктриса Никодимауна, мне пора, - стал собираться гость с труднопроизносимым отчеством. - Дева, знаете, дева...
- А, ну дела - это, конечно, вещь нужная, - весело откликнулась хозяйка.
- Погодите, я вас провожу...
Василий начал лихорадочно соображать, как ему быть - ретироваться, пока не поздно, или сделать вид, что только что вошел, но тут голоса стали как бы удаляться - очевидно, хозяйка выпустила гостя через другой выход, детективу не известный.
Выждав несколько минут, Дубов неслышно выскользнул из сеней на двор и принялся во всю мочь названивать в дверной колокольчик. Вскоре вышла Миликтриса Никодимовна.
- О, это ты, Савватей Пахомыч! Ты и не представляешь, как я тебе рада, - защебетала радушная хозяйка. При этом она сладко зевнула, будто только что встала с постели.
- Знаете, Миликтриса Никодимовна, а ведь у меня вышли все деньги, печально сообщил Василий, проходя следом за хозяйкой в гостиную. - Боюсь, теперь вы не захотите любить меня.
- Ну как ты можешь такое говорить! - возмутилась Миликтриса, и Василий поймал себя на мысли, что почти ей верит. - Ведь я ж полюбила тебя вовсе не за деньги!..
- Спасибо, дорогая, - признательно прижал руку к груди Василий.
- А деньги - это пустяки, - продолжала Миликтриса Никодимовна. - Нынче они есть, завтра нет, а потом, глядишь, снова появятся... Но о делах потом, а сейчас - прошу! - И с этими словами она гостеприимно распахнула дверь в "будуар".
***
Рыжий настойчиво расспрашивал уже почти оправившегося после нападения боярина Андрея: