- Кто-кто? - переспросил Дубов. - Это что, имя такое, или фамилия?
- Да прозвище, - хмыкнул Антип. - Так здесь зовут тех, кто слишком злоупотребляет кьяпсом. В общем, горьких пьяниц. Ну вот, мы ей налили чарочку, она ее лихо выпила и начала нести какую-то чушь о том, что вот уже без малого пол века побирается на кладбище и что здесь ее всякий покойник знает.
- Тогда мы спросили ее о князьях Лихославских, - нетерпеливо подхватил Мисаил, - и знаешь, что она сказала? Оказывается, один из них был городским старейшиной, когда Новую Мангазею завоевал царь Степан. За строптивое поведение царь повелел высечь князя на конюшне, и тот, не стерпев позора, закололся кинжалом. После чего всех его ближних и дальних сородичей Степан выслал из Мангазеи - кого посадил в темницу, а кого отправил в разные отдаленные монастыри.
- Так что, выходит, Джон Уильям Свамп вовсе не врал в своем "Завоевании Мангазеи", - с некоторым ехидством отметил Антип.
- Ну что же, теперь нам хотя бы ясно, почему усыпальница князей Лихославских пришла в такое запустение, - подытожил Василий. - Остается только выяснить, каким образом ее используют под...
Но договорить сыщик не успел, так как из коридора донесся неясный шум вперемежку с причитаниями.
Антип выглянул в коридор:
- Там, похоже, с нашим соседом священником что-то стряслось.
И Василий Николаевич понял, что никакого тайм-аута нынче вечером у него не будет.
***
Клонящееся к западу солнце припекало и размаривало, но майор Селезень терпеливо лежал на крыше баньки и, героически борясь с дремой, оглядывал в бинокль окрестности. На въезде в село со стороны моста солдаты валялись в тени большого амбара, курили и болтали. У моста плескалась в реке ребятня. А совсем недалеко от баньки неспеша проползало деревенское стадо под неусыпным руководством Васятки. Майор направил бинокль в ту сторону что-то там было не так. И действительно, за стадом плелась худосочная фигура в форменном кафтане.
- Ба, кого я вижу! - ухмыльнулся майор, - Мстислав. Твоя любовь к животным тебя погубит. - И Александр Иваныч бесшумно, но быстро спустился на землю.
Коровы и овцы, мирно пощипывая травку, продвигались в сторону баньки. Справа от них степенно вышагивал аист, время от времени наклоняясь за лягушками в высокую траву. Слева от стада неспеша шел Васятка с большим кнутом на плече и зорко поглядывал на своих подопечных, а иногда украдкой и на странного гостя. Мстислав же шел позади, насвистывая себе что-то под нос и помахивая веточкой от назойливых деревенских мух. Его глаза сладострастно взирали на мерно покачивающиеся коровьи крупы и полные молока вымени. Похоже, ничто на свете не могло вывести его из этого благостного состояния. Но, как нередко это бывает в лучшие минуты нашей жизни, идиллия была разрушена появлением непрошеного гостя. Это майор личной персоной внезапно возник перед Мстиславом из высокой травы.
- Селезень! - побледнев, пробормотал Мстислав.
- Кря! - ехидно ухмыльнулся майор, и его грозный кулак врезался в челюсть наемника.
Свет померк в глазах любителя зверушек и международных конфликтов. И вот же ирония судьбы - ни одна буренка даже не обратила внимания на исчезновение ухажера. Только Васятка да аист посмотрели в ту сторону, но кроме колышущегося разнотравья ничего не узрели. "Померещилось", решил Васятка.
***
Александр Иваныч Селезень был человеком, который умело скрывал под маской грубоватого солдафона свою скромную и даже застенчивую сущность. Например, он так смущался в присутствии дам, что порой начинал с перепугу вести себя просто развязно. О чем, правда, впоследствии сожалел, но ничего с собой поделать не мог. Армия с ее жестким порядком была для него единственным прибежищем. Там все было просто и понятно. Не то что хотя бы с той же религией. Ну не мог майор поверить в эдакого доброго дедулю, сидящего на облаке и раздающего пряники своим внучкам. Господь представлялся майору старым седым командующим, постоянно корпящим в своем штабе над стратегическими планами вечной войны со злом. А себя он видел его солдатом.
Не хуже и не лучше других. И весь смысл своей Веры он видел в исполнении поставленной перед ним небесным командующим боевой задачи. И сделать надо все, а если потребуется, и жизнь отдать за то, чтобы на твоем рубеже зло не прошло...
А потом командующий призовет тебя в свою заоблачную ставку и спросит:
- Что же это ты, братец, - хитро прищурив добрые глаза, - в тылу, значится, отсиживался? Сладко ел, да мягко спал. А мои приказы и в голову не брал.
- Никак нет, товарищ командир, - немного смущаясь, отвечал бы ему майор, - Боевую задачу выполнял в силу своего разумения, а уж справился ли, не мне судить.
- Знаю, знаю, майор, - усмехался в седые усы командующий. - Все знаю должность у меня такая. Да ты присаживайся, не стесняйся. Папироску хочешь?
Сейчас дневального архангела кликну - чайку нам сварганит. И поговорим мы с тобой, Александр Иваныч, о том, как нам дальше с мировым злом воевать.
Как-никак, ты прямо с передовой прибыл. Небось жарко там было? Но ты-то молодцом держался.
- Служу... - вскочил майор и запнулся. Краска смущения залила его лицо.
- Да не красней ты, майор, как девица, - засмеялся седой командир, - не в названиях суть, лишь бы сам ты в душе своей за правое дело был. За доброту, за правду, за любовь. И не стесняйся, майор, служить советскому союзу, коли под этим у тебя честь и совесть подразумевается. А подхалимы с их сладкими "аллилуями" отправятся потом на вечную гауптвахту. Вот так вот. А теперь давай чай пить будем. Да о делах толковать. Зло-то все наглее и изворотливее становится, что-то предпринимать надо, Александр Иваныч...
***
Баба Яга сидела пригорюнившись на пороге собственной избушки, когда над самой крышей пронеслось что-то черное и огромное. Это что-то сделало боевой разворот над лесом, снося верхушки елок, и резко пошло на посадку, явно целясь в саму Бабу Ягу. Та с перепугу рванула в избу с истошным криком:
- Спасайся, кто может!
Кот, читавший в это время на сундуке какую-то потрепанную книжку, удивленно посмотрел на Бабу Ягу и только успел открыть рот, видимо, для того, чтобы спросить, в чем дело, как раздался оглушительный грохот, и изба зашаталась.