— Да не больно-то и хотелось, — перегарно вздохнул Змей Горыныч и отправился следом за Бабой Ягой.
Наскоро прихватив свои нехитрые пожитки, путники поспешили к выходу. На улице уже светало, и капли росы, будто маленькие жемчужинки, блестели на траве и листьях.
На шум вышел старичок сторож:
— Каково почивала, царевнушка, солнышко наше ясное?
— Спасибо, прекрасно, — ответила Чаликова, и путники поспешили погрузиться в карету, чтобы скорее уехать подальше от этого храма — памятника зодчества середины двенадцатого века.
Не раньше как проехав пару верст, путешественники более-менее пришли в себя и смогли связно излагать мысли и эмоции.
— Ну, слава богу, все хорошо, что хорошо кончается, — облегченно вздохнула Надя.
— Это только начало, — откликнулась баронесса.
— Однако же, — сладко зевнул Селезень, — выспаться нам так и не дали…
— Ничего, у князя Григория отоспимся, — беспечно махнул рукой Дубов. — А как отоспимся, приступим к выполнению своей благородной миссии.
— Подъезжаем к заставе! — крикнул с кучерского места Чумичка.
Государственная граница не представляла из себя чего-то особенного — ни вспаханной полосы, ни вышек, ни охранников с собаками видно не было. Лишь вблизи дороги на небольшом возвышении стоял пограничный знак, сделанный из толстенного ствола векового дерева. Вокруг него суетились два субъекта вурдалаческой внешности и пытались распилить символ государственной границы кривой ржавой пилою. Увидев карету, оба пильщика оторвались от процесса и низко поклонились.
— Что сие значит? — удивилась Надя.
— Элементарно, — невесело усмехнулся Василий. — Нечистая сила уже проведала, что князь Григорий женится на царевне Танюшке и что таким образом его княжество и Кислоярское царство естественным способом соединятся. Вот они заранее и пилят пограничные столбы в знак скорейшего объединения и совместного пития кровушки обоих братских народов.
— А, ну понятно, — загромыхал майор Селезень. — Вот почему они нашу карету так приветствовали! Представляете картину — бесы и вурдалаки маршируют по Царь-Городскому кремлю под командованием князя Григория, а царь Дормидонт вынужден подобный парад принимать!
За столь милыми разговорами они проехали еще несколько верст. В отличие от Кислоярского царства, в княжестве Григория вдоль дороги стояли аккуратные каменные столбики с количеством верст до замка главы государства. Дорога вилась через поля и перелески и в конце концов завела в деревеньку с небогатыми, но вполне добротными избами. При выезде из деревни очередной столбик указывал, что ехать осталось пятьдесят восемь верст.
— Похоже, мы идем с опережением графика, — заметил майор Селезень, — так что не мешало бы нам все-таки где-нибудь передохнуть.
— Да, неплохо бы, — согласилась Чаликова. — Да и лошадки наши, кажется, подустали…
Еще через три версты близ дороги показался постоялый двор — здание из красного камня, окруженное конюшнями, сараями и амбарами, среди которых бегали люди и громко ржали лошади.
— Ну вот, на пару часиков здесь и расположимся, — предложил Дубов. — А потом уже без остановок — и до конца.
Чумичка остановил тройку прямо у входа, и тут же из дома вышла статная девушка с черной косой и в ярко-синем сарафане.
— Добро пожаловать, — нараспев говорила она, низко кланяясь гостям, выходящим из кареты. Когда последний из них вошел в дом, узорчатая дверь с неожиданным лязгом захлопнулась, и гости оказались в кромешной тьме.
— Ловушка, — со спокойной обреченностью сказал Дубов. А Чумичка горестно прибавил:
— Опять я, дурак, дал обвести себя вокруг пальца!
— Ничего, пробьемся, — оптимистично прозвучал в темноте уверенный бас майора.
Чаликова начала было неуверенно читать «Отче наш», но липкая мохнатая лапа грубо заткнула ей рот…
Через несколько минут, немного привыкнув к темноте, путники обнаружили, что находятся в каком-то затхлом помещении, куда через узкие мутные окошки в верху стены проникает тусклый свет. Вокруг них прямо на каменном полу сидели какие-то совсем уж фантастически отвратительные существа и с любопытством разглядывали своих пленников.
— Это упыри князя Григория, — шепнул Чумичка стоявшей рядом с ним баронессе. — По сравнению с ними наша кислоярская нечисть — просто невинные ребятишки.
— Что же нам делать? — опечалилась баронесса.
— Ждать смерти и надеяться на чудо. Мое колдовство против них бессильно.
— Ну что ж, — сказал один из упырей, по виду главный, — Чумичка прав: положение у вас безысходное. Эх, упьемся мы сейчас вашей кровушкой…
Однако Чаликова не собиралась так легко сдаваться:
— Как вы смеете! Да известно ли вам, кто мы такие?..
— Известно, известно, — плотоядно заурчал упырь. — Люди вы полнокровные, будет у нас пир горой!
— Да известно ли вам, что я — царевна Татьяна Дормидонтовна, а это — мои слуги и приближенные!
— Брехня все это! — выкрикнул один из упырей. — Все они так говорят, самозванцы!
— Да нет, не спешите, — протянул главный, — похоже, эти-то как раз и не брешут. Царевна-то ведь и вправду должна была ехать на свадьбу. Так что приведите-ка сюда этого, как его, ну, ученого нашего.
— Сейчас приведем! — Несколько упырей с трудом отодрали от пола каменный люк, отчего в помещении стало еще затхлее и смраднее. Вскоре на поверхность вылезла совсем уж мрачная личность с веками, волочившимися по полу.
— Поднимите мне веки! — загробным голосом велел выходец из подполья, и упыри стали усердно выполнять его приказание. — Отпустите, это те самые, — определил он, внимательно оглядев пленников. — И лошадей верните — слышьте вы, оболтусы!
Веки мрачной личности опустились на прежнее место, и их обладатель лихо спрыгнул назад в подполье.
— Ах, извините, царевна, обознались, — рассыпался мелким бесом главный упырь. — Знаете, многие тут проезжают, всех не упомнишь… Отворите двери! — велел он своим подчиненным. Те кинулись к стене, и вскоре в ней с лязгом образовался проем, в который путники и поспешили выйти. Сразу же за последним из них проем захлопнулся.
Жмурясь от яркого света, все пятеро озирали окрестности — не было никакого постоялого двора, никаких сараев и конюшен: вокруг простирались кресты и надгробия, изредка перемежающиеся часовнями и склепами.
Неожиданно в могильной тишине заслышалось знакомое ржание — и по его звуку путники вышли к дороге, где их ожидали лошади и карета.
— Ну что ж, до замка князя Григория осталось уже не так далеко, — заметил Дубов, когда лихая тройка пронесла золотую карету мимо верстового столба с цифрами «48». — Будем надеяться, что хотя бы этот остаток мы проедем без происшествий.
— Конечно, проедем, — заверил Селезень, — если только не будем сворачивать в сомнительного рода заведения — всякие церкви, трактиры и постоялые дворы.
— Да уж, господа, не знаю, как вам, а с меня хватит, — чуть поежилась Чаликова.
— А мне это даже по-своему нравится, — вдруг заявила баронесса. — Погружаешься в другую эпоху, соприкасаешься с ее реальными носителями…
— Хороша эпоха, — фыркнул майор, — и хороши носители: ведьмы, упыри и драконы!
— А ведь они — это мы, — задумчиво произнесла Чаликова. — И кто знает, Александр Иваныч, может быть, Змей Горыныч — это параллельный вы!
— А что, — ничуть не обиделся Александр Иваныч, — я совсем бы не прочь быть Змеем Горынычем. Но Горынычем положительным — строгим, но справедливым.
— Но в том-то и правила игры, что майор Селезень может быть строгим, но справедливым, а Змей Горыныч — нет, — глубокомысленно заметил Василий. — Так сказать, майору — майорово, а Горынычу — горынычево… — С этими словами Василий застучал в стенку кареты, и тройка медленно остановилась.
— В чем дело, Васенька? — удивилась Надя.