— Если доброта уже стала глупостью, то выпьем за нее, родимую.
— Постой-ка братец, — насупился царь, — и ты, никак, надо мной, понимаешь, смеешься?
— Упаси бог, Ваше Величество, — развел руками Серапионыч, — я только имел в виду, что вы поступали правильно. Другое дело, что одни глупцы пользовались вашей добротой по-глупому, другие же глупцы над вами насмехались.
— Ладно, выпьем, — мрачно подвел черту царь. — Хотя я думаю, что скорее были правы они, а я… — Не докончив фразы, Дормидонт Петрович махнул рукой и резко опрокинул чарку в рот.
Вдруг входная дверь распахнулась, и в залу вбежала высокая и стройная девушка в длинном сером платье. Приглядевшись к ее лицу, Серапионыч увидел, что она вовсе не так молода, как ему показалось издали.
— Опять выпиваешь, батюшка? — с неодобрением произнесла девица, указывая на графинчик. — Говорили же тебе все лекари и знахари, что пить вредно! Помрешь, и останусь я бедная сиротинушка…
— Да ладно, Танюшка, не причитай, тут все свои, — устало махнул рукой царь. — Это вот лекарь, боярин Владлен. А это моя наследница, сиречь царевна Татьяна Дормидонтовна.
Серапионыч молча поклонился. А Государь, нахмурившись, обернулся к Танюшке:
— Что ж ты, понимаешь, ходишь тут где не велено? Я тебя помиловал, в Симеонов монастырь не отослал, разрешил дома остаться, но с уговором, чтобы сидела в своих горницах и носу без особого зову не казала, а ты…
— Как же, так я и стану в горнице сидеть, — не осталась в долгу царевна, — а ты тут будешь водкой заливаться!
— Цыть, непутевая! — Дормидонт в сердцах грохнул посохом об пол. — Знаю я, зачем ты сюда, понимаешь, пожаловала! Надеялась Рыжего своего тут встренуть, али не так?
Серапионыч деликатно кашлянул:
— Извините, дорогой Государь и дорогая царевна, у вас тут семейные дела начинаются, не дозволите ли мне вас покинуть?
— Оставайтесь, боярин Владлен, — тут же попросила Танюшка. — Ведь батюшка же сказал, что тут все свои. — При этих словах царевна хитро улыбнулась.
— Ох, непутевая девка, непутевая, — ласково вздохнул царь, — вся в батьку… Ступай, эскулап, но завтра непременно приходи. Еще поговорим.
Серапионыч незаметно выскользнул из залы. Танюшка же с напором продолжала:
— Батюшка, ну разреши ты мне выйти за Рыжего! Не сидеть же век в девках.
— За Рыжего не выдам, — отрезал Дормидонт. — Не тот он человек, чтоб на царской дочке жениться.
— А Григорий? — не без ехидства подпустила царевна. — За него выдать ты меня почему-то не отказывался!
— Так Григорий — он все же какой-никакой, да князь, — объяснил царь.
— Окстись, батюшка, да какой он князь! — возмутилась Танюшка. — Вурдалак он и больше никто. А Рыжего ты сам из темницы выпустил — значит, не так уж он и плох!
— А как же не выпустить, когда ты все уши про него прожужжала, — возразил Дормидонт Петрович. — И вообще, такова была наша царская воля. Хочу — казню, хочу — милую, понимаешь.
— Ну так захоти дать нам свое родительское благословение, — подхватила царевна.
— За Рыжего не выдам, — повторил Дормидонт. — И вообще, понимаешь, отправлю-ка я тебя, дочка разлюбезная, в наш загородный терем от греха подальше. Все равно он пустой стоит…
— Как — в терем? — опешила царевна.
— В терем — и дело с концами! — вновь пристукнул посохом царь. — А пущай попробует твой Рыжий хоть на версту к терему приблизиться, так я его, того-этого… Ладно, царевна, ступай. В дорогу готовься.
Низко поклонившись, Танюшка с покорностью вышла из залы, а Дормидонт, печально вздохнув, подлил себе в чарку еще водки.
При дневном освещении кладбище выглядело хотя и не слишком весело, но все же не столь мрачно, как ночью. По причине бездействия чудо-компаса, который, как известно, работал только в ночное время, Дубову и его спутникам пришлось довольно долго искать нужную гробницу. Она в самом деле выглядела очень старой и заброшенной — ее стены и крыша заросли мхом, кирпичи кое-где обвалились, и некому было привести это массивное мрачное сооружение в лучший вид.
Кругом часовни вольготно раскинулись многочисленные могилы — и более-менее ухоженные, и совсем заброшенные — но теперь Василий знал, что прямо под ними находились многоэтажные лабиринты древних захоронений.
— «Родовая усыпальница князей Лихославских», — с трудом разобрал Антип полустершуюся надпись над входом.
— Тихославских, — поправил Мисаил.
— А черт их знает, — не стал спорить Антип, — может, и Тихославских. Тут не поймешь.
— Довольно странно. — Василий присел на покосившуюся скамеечку возле одной безымянной могилки. — Князья Лихославские-Тихославские, как можно понять из многочисленных захоронений, весьма обширный род — и куда же, в какую бездонную пропасть он провалился, если уже сто лет, если не больше, тут не только не хоронят, но даже некому привести часовню в приличный вид?
Дубов обвел взором смиренное кладбище — и был вынужден прикрыть глаза, так как его малость ослепило солнце, отразившееся в позолоченном куполе некоего сооружения шагах в тридцати от княжеской усыпальницы.
— Вот достойный пример, как надо держать в порядке место последнего упокоя, — с некоторой завистью заметил Мисаил. — А вот ежели я, к примеру, помру, так ведь зароют где-нибудь при дороге и даже отходной не споют… — Скоморох тяжко вздохнул.
— А, ну ясно — это не просто гробница, а храм-усыпальница, — отметил Антип, внимательно оглядев белокаменное здание с золотым куполом. — Это наподобие семейного храма — наверху что-то вроде церкви, а внизу покойнички.
— «Гробница Загрязевых», — прищурившись, прочел Мисаил надпись над узорной дверью. Сделать это оказалось тоже нелегко, но по иным причинам, чем в случае с Лихославскими — буквы, как и купол, были покрыты золотом, отсвечивающим на солнце.
— Должно быть, богатые люди эти Загрязевы, — уважительно заметил Антип, — раз такую храмину отгрохали. А видите там изваяние перед входом? Это ведь, как я понимаю, дело рук самого маэстро Черрителли, а он задешево работать не станет.
— Не уверен я, что это работа маэстро Черрителли, — возразил Мисаил.
— А кого же еще? — удивился Антип. — Я его творения завсегда узнаю.
Мисаил подошел к изваянию и, осмотрев постамент, был вынужден согласиться:
— Да, твоя правда. Там так и написано: «Дорогому и любимому Мелхиседеку Иоанновичу Загрязеву — от вдовы, сына и дочери. Ваятель Джузеппе Черрителли».
— Ну ладно, — Василий поднялся с лавочки, — оставим пока Загрязевых вместе с Черрителли в покое. Я отправлюсь по делам в город, а вы побудете тут и постараетесь что-нибудь узнать о гробнице князей Тихославских. Средств не жалейте — я вам оставлю десять золотых на сбор информа… то есть ценных сведений. В общем, если заметите что-то подозрительное — запоминайте.
— Не беспокойся, Савватей Пахомыч, все выполним, — заверили детектива скоморохи, и Василий покинул погост — ему нужно было торопиться на рандеву к своей новой возлюбленной.
После обеда майор Селезень взобрался на свой наблюдательный пункт. То бишь на крышу баньки. И стоило ему прильнуть к окулярам бинокля, как в поле видимости оказался новый интересный объект. Объект представлял собой роскошную карету, которая быстро катила по дороге в сторону села. И, естественно, на окраине она была остановлена блок-постом.
— Кому-то, похоже, не повезло, — пробормотал Селезень.
И действительно, события развивались не лучшим образом для путешествующих. Двое солдат держали лошадей, а их командир, распахнув дверцу, с гнусной ухмылкой предлагал пассажирам покинуть экипаж.