– В нем сейчас килограмм сорок, – говорит вдруг жена Берната. Ее голос – тихий стеклянный скрежет.
Жена Берната продолжает говорить. С трудом. Голос ее заставляет время замедлиться. Слова текут из нее, словно капли с тающей сосульки. С огромным усилием она объясняет, что у ее мужа, которого привез сюда, в больницу, поднятый парнями лесник, анемия, сепсис и обширный инсульт. По всему телу у него следы глубоких воспаленных ран, похоже, что от глубоких царапин, у него выкрошены и сломаны зубы – все, словно он пытался грызть камни. Что эти выкрошенные зубы – в крови и с остатками мяса. Что он тут давно. Что вертолет из Ольштына потому, что его состояние ухудшилось.
– Он стонет, – говорит она наконец. – Стонет, тихо, постоянно, не может перестать.
– Господи боже, – говорит Агата.
– Его кто-то похитил, – вмешивается Миколай. – Его кто-то похитил и удерживал.
– В этом должна разобраться полиция, – говорит Томаш, кивая на семерых парней по другую сторону коридора, которые пока что больше заняты грязью под ногтями. Вдруг Резиновая Стена встает и разворачивается в сторону коридорного проема.
– Он откуда-то сбежал, – говорит Миколай. – Еще одна, – добавляет он, видя худощавую женщину около тридцати, с собранными резинкой, некогда крашенными в белый цвет волосами, в сером свитере, которая быстро идет посередине коридора.
– Похоже на то, – отвечает через мгновение его отец.
– Господи боже, – повторяет Агата и встает, и движется в сторону женщины, прежде чем ту заметит жена Берната и прежде чем я успеваю понять, кто это.
– Нельзя, – говорит женщине Резиновая Стена, и тогда она тычется в его тело, изо всех сил бьется в его грудную клетку.
– Что ты здесь делаешь, ты, прошмандовка, – эту фразу, как и все предыдущие, жена Берната произносит холодно, вежливо и тихо. Сказав «прошмандовка» – встает.
Агата оборачивается и в последний миг пытается поймать жену Берната за локоть, но та вырывается и подбегает к женщине: та, хоть и состоит из несчастного, засаленного колтуна волос, свитера и боли, все еще кажется симпатичной и молодой.
– Зачем ты сюда пришла?! – орет жена Берната из-за спины Резиновой Стены. – Зачем ты сюда пришла, потаскуха ебаная?
– Успокойтесь! – кричит Резиновая Стена, нервно тиская что-то в пальцах – должно быть, упаковку жевательной резинки.
– Что с ним? Просто скажите, что с ним? – выкрикивает молодая сквозь слезы.
– Вали отсюда. Это все из-за тебя. Из-за тебя все это, сука, – Бернат проскальзывает под рукой женщины и принимается ее дергать и царапать, та вообще не реагирует, только выкрикивает снова и снова свой вопрос: что с ним?
Жена Берната всей силой своего налитого тела толкает женщину на пол, а Резиновая Стена не понимает, что ему делать, и в конце концов отодвигается на шаг, тем самым подпуская жену Берната к любовнице ее мужа. Та садится на поваленную и принимается охаживать ее голову и руки ударами раскрытых ладоней. Когда две женщины начинают драться, на всех наваливается бессилие. Женщина для другой женщины – не барьер, который следует преодолеть, чтобы идти дальше. Женщина не бьет другую женщину, чтобы ее нокаутировать или затем, чтобы как можно сильнее ее унизить, причинить ей как можно большую боль. Для женщины драка – это смысл и цель сама по себе.
– Я хренею, какая комедия, – один из полицейских качает головой.
– Что тут происходит? Успокойтесь все, а не то, на хрен, отправитесь сейчас в «обезьянник»! – директриса больницы стоит в дверях, опираясь на косяк.
Жена Берната наконец останавливается. Слезает с лежащей женщины. Отступает под стену. Тяжело дышит. Выглядит большим дырявым старым мячом. Женщина тоже встает с пола.
За директрисой в дверях стоит человек во врачебном халате. Что-то говорит ей на ухо. Она кивает. Потом врач отступает за дверь.
– Идите отсюда, – говорит директриса лежащей женщине. Я помогаю той встать. Она делает это с трудом. Даже не смотрит в сторону жены Берната, глядя в пол.
– Не прикасайся к ней, – говорит Бернат. – Не прикасайся к этой сучаре.
– Я только хотела… я только хотела… – сопит любовница Берната. Черные длинные капли туши стекают на красные следы от ногтей жены Берната. Она вдруг теряет равновесие и едва меня не опрокидывает. Когда лицо ее придвигается к моему, я вижу в красных углублениях под порванной кожей кусочки лака.
– Прошу вас, идите отсюда все, – говорит директриса.
– Идем, – отвечает отец Миколая.
– Позволь тебя на секундочку, – говорит директриса, а отец Миколая кивает.
Он отходит на минуту, а мы стоим в коридоре, создавая странную несимметричную геометрическую фигуру. Резиновая Стена, наконец, садится, тяжело вдыхая, на стул. Миколай занимает его место. Совершенно не знает, что делать. Агата берет жену Берната под руку.