С некоторыми трудами вскрыв конверт (специальный нож для этого был обнаружен позже, в одном из ящиков конторки), я высыпал его содержимое на стол конторки, и тут же мой взгляд зацепился за небольшую книжечку в лаковом переплете. Ничем иным, кроме как вариацией на тему паспорта, она просто не могла оказаться. Однако. Вот это скорость! И кстати, по поводу границы. Судя по качеству исполнения паспорта, с контролем здесь все в полном ажуре, думаю, что и с пограничными заставами и таможнями в таком случае дело обстоит не хуже. Я открыл первую страницу и уже ничуть не удивился, обнаружив на ней свою фотографию. Маленькую, черно-белую, но все же… Прогресс, однако. Да уж. Вот и стал ты, Виталий Родионович, подданным русского государя. Знать бы еще, как его зовут… а то ведь, кроме отчества, ничего и не знаю. Какой-то херовый я подданный получаюсь. Хм. Так. Отставить. Вернемся к бумагам. Их тут еще немало.
Два часа я потратил на осмотр всей той документации, что подсунули мне канцеляристы. За окном уже темнело, так что пришлось озаботиться поисками выключателя. К счастью, свечное освещение здесь не в ходу, электричество рулит. Закончив чтение бумаг, я откинулся на спинку полукресла и протяжно зевнул. Кроме паспорта и временного удостоверения сотрудника канцелярии, все остальное оказалось, по большей части, ненужной сейчас, хотя и интересной, «водой». За исключением, быть может, примерного списка цен на различные товары да еще пары таких же справочных бумаг типа краткого свода правил приличий. В остальном же… ну скажите, для чего мне в ближайшее время может пригодиться, например, «уложение о службе письмоводителя», или «список оружия, разрешенного к владению частным лицам», а? Вот и я не знаю. Разве что местные жители не додумались до пипифакса? Так нет. Додумались. Совершенно точно знаю, так как своими глазами видел, м-м, да и не только видел. Тогда что это, очередная проверка от неугомонного «сиятельства» или чрезмерная деловая активность какого-нибудь «регистроасессора» из его ведомства?
В этот момент мой желудок взрыкнул и я, впервые за весь этот долгий, выматывающий день, почувствовал голод. Поднявшись с кресла, я вышел из флигеля и, чуть ли не бегом пробежав по переходу, спустился в вестибюль. Синемундирный дежурный, стоило только предъявить «корочки», кивнул и, подняв увесистую трубку телефона, больше похожую на медный раструб душа, соединенный с изогнутой слуховой трубкой доктора, распорядился о коляске. После чего окинул меня изучающим взглядом, словно ротный – новобранца, на предмет соответствия формы одежды уставу.
– Вы забыли шляпу, ваше благородие, – нейтральным голосом вынес свой вердикт дежурный. Ну я же говорил! Точно мой ротный перед приездом очередной комиссии из «райской группы». Я мысленно чертыхнулся. Хрен с ней с формой и с благородием. Потом разберемся. Но я же знаю, что и до второй половины МОЕГО двадцатого века появление на людях без шляпы считалось дурным тоном. А уж тут-то… И ведь только что читал о правилах приличий, а все из головы вылетело. Вот что голод с людьми делает!
Пришлось возвращаться во флигель за котелком. Ну а через десять минут я уже сидел в открытой черной коляске, запряженной парой гнедых и, мягко покачиваясь в такт их ходу, удалялся от здания канцелярии в сторону моста на Неревский конец. Поинтересовался у «шофера», бородатого дядьки в уже знакомой униформе извозчика, где можно хорошо перекусить, и нарвался на целую лекцию обо всем на свете и местоположении «самолучших ресторациев Холмограда» в частности. Возница оказался говорлив, как московские «бомбилы», при этом речь его была столь же туманна, но не из-за свойственного тем же «бомбилам» акцента, а вследствие украшения всяческими «оне, мабуть, тады» и прочими перлами. Я даже удивился. Если речь того же Граца или Телепнева хоть и была кое-где излишне модулирована, но вполне понятна и, можно сказать, литературна, то текст возницы я в лучшем случае понимал с пятого на десятое. При том, что говорил он на чистом русском… но каком! Чтобы не утонуть в потоке сознания «шофера», уже дошедшего до обсуждения цен на овес (аве, Ильф и Петров), я дернул его за рукав и, прервав повествование, потребовал дать полную раскладку по хольмоградскому общепиту. «Самолучшие ресторации» мне были в принципе не нужны, поскольку, как я понимаю, туда нужно наряжаться чуть ли не как в театр, а я так и не удосужился осмотреть предоставленный мне гардероб. Но и травиться помоями в каком-нибудь притоне тоже удовольствие небольшое. Посему мы с возницей сошлись на среднем по ценам заведении, возможно даже «немецкого манера» (интересно, это еще что за зверь?), как отличающемся большей демократичностью. В то, что денег на хороший ресторан у меня хватит, я ничуть не сомневался. В бумажнике, прихваченном с конторки, лежало несколько ассигнаций различного достоинства и пяток серебряных монет, номиналом в десять рублей каждая. Про медь вообще молчу. Насколько я понял из просмотренных бумаг, это была авансовая часть моего жалованья, весьма немаленького, надо сказать, особенно если судить по бегло просмотренному мною перечню цен на самые ходовые товары. Я что-то говорил об использовании содержимого конверта в качестве туалетной бумаги? Вам показалось. Но, учитывая этот факт, у меня появилось нехорошее предчувствие по поводу служебной инструкции письмоводителя. А если учесть временное удостоверение сотрудника канцелярии, то… Нет-нет. На фиг, на фиг. Сначала обед, потом размышления. Иначе мне кусок в горло не полезет, несмотря на голод. А еда – это святое!