– Собралась убежать? У тебя ничего не выйдет, ты не представляешь насколько ты мне нужна.
Краем глаза он увидел овальное тельце вблизи ножки стола, и тут же дотянулся ее и вернул в кучку ей подобных.
“Пока, вроде бы, неплохо. Но в любую секунду может стать хуже”.
Лицо Шенк.
“Ладно, одна не помешает. – решил Донлон и закинул в рот одну капсулу. -Надеюсь, сейчас-то ты меня преследовать не будешь?
Опять лицо Шенк.
“Черт, оно не отпустит меня. А мне ведь еще о стольком надо поразмыслить! Чертов я не даю себе же осознать случившееся, а без осознания я не смогу прекратить существование второго меня. Кажется, я и вправду в петле”.
И опять лицо Шенк, залитое кровью и полное ожогов.
Джон начал трясти коленкой. Его пятка постоянно отрывалась от пола и затем возвращалась к нему.
И опять, опять лицо Шенк, залитое кровью, полное ожогов и глубоких порезов.
“Ладно! Чего ты хочешь?” – взбесился Донлон.
Он отвел взгляд в сторону. Увидел висящий на стене портрет 35-го президента страны.
Затем шеф вспомнил слова Планка и подумал: “Ладно, Сол, только ради тебя. Не знаю скольких мук мне это принесет, но теперь я чувствую, что должен”.
Донлон взял карандаш, вырвал из блокнота девять листов: сложил их в прямоугольник: три листка в один ряд и три в другой – и начал вести грифелем по бумаге. Вдруг остановился. Портрет выпал у него из памяти.
“Чертов закон Мерфи! Где ты, Шенк, когда ты так нужна?”
Лицо вновь проявилось.
– Фу-ух… Хорошо, хорошо. – продолжив вести карандашом по листку, вздохнул с облегчением Джон.
Вот линия прошла стык страниц и перепрыгнула на соседний обрывок. Шериф осторожно остановил руку – опять забыл куда вести кривую.
На секунду в глубине его разума опять показалось то, что ему нужно.
Не обращая уже внимание на головную боль, он, обрадовавшись, прочертил еще до следующего листа, но после этого со злостью кинул карандаш в стол и развалился на стуле.
“Она появляется на слишком короткий промежуток, я не успеваю запомнить ее! Осталось четыре таблетки. И ни одна не заставит убраться этому лицу у меня из головы. Получается, выбора у меня нет”. – рассудил Джон и раскусил еще одну таблетку.
В этот же миг перед ним прояснилось все то же лицо, но на этот раз оно оставалось в его памяти чуть дольше – он провел почти прямую линию, изображающую рот, и затем немного опустил ее конец.
“Хорошо, хорошо, уже лучше. – проговаривал про себя Джон, неуверенно ведя руку все ближе к левому краю.
Доведя ее до конца самого левого листа, он опять ушел в забвение – как и не видел заветного лица. Через пару секунд оно снова пролетело у него перед глазами, и он быстро продолжил. Тонкая черная линия не заканчивалась, а наоборот – убегала все вперед и вперед, затем останавливалась, а затем как ни в чем не бывало продолжала свой путь. Но со временем остановки учащались, а их продолжительность увеличивалась. Джон все больше и больше злился на себя, пока, наконец, на очередной неудаче, полностью не сбился с толку.
“Опять она исчезла! Я только закончил половину, а она уже дважды заставляет меня приходить в ярость. Но я не могу сдаваться, и это вынуждает меня раз за разом пытаться обуздать мою психопатию. Однако она развивается, и с каждым разом мне все сложнее запоминать ее лицо, будто я живу жизнью двух совершенно разных людей. Это так отвратительно! Словно один Я знает секреты человека, который мне близок, а второй Я ими пользуется. Чувствую себя подонком. Но не должен сдаваться, не должен. Вспоминай!”
Голову накрыло волной боли. Джон вцепился пальцами в ручки кресла и, пытаясь как можно быстрее избавиться от нее, схватил со стола оставшиеся три таблетки и быстро проглотил их.
Через пару секунд Донлон лежал на кресле без памяти.
***
– Что это? – открыл глаза он, услышав звук течения.
Посмотрел налево, в окно – увидел сияющее солнце, остальное вокруг различить было невозможно. Повернул голову правее, заметил разноцветную косулю, стоящую за голубым ручьем, не имеющим ни истока, ни впадающего ни во что.
“Что здесь, вашу мать, происходит?” – повернул он голову на бок.
Животное сделало тот же жест и уставилось на шерифа.
“Чего она глазеет на меня? Это какая-то уловка или так должно быть?”
Донлон сперва выпрямил шею, а затем положил голову на другой бок. Косуля в точности повторила его движения.