“Должно быть, она сменила имя, да! Ее не может не быть здесь. А что если ее тут нет? Все кончено? Твоя жизнь больше не будет иметь смысла? Отвечай же!”
Джон схватился одной рукой за голову, но не перестал перелистывать папки. Чего бы не стоили ему эти мучения, так просто он теперь не сдастся.
“Слишком много я прошел, чтобы остаться гнить в своем маленьком кабинете, тебе ни за что не переубедить меня! Да что ты, правда? Я так не думаю, совсем не думаю. Когда твоя жизнь станет настоящим кошмаром, ты поймешь, как ошибался”.
Что-то похожее на последнее предложение он уже где-то слышал. Но не мог вспомнить где именно, память его вмиг рассеялась, а бдительность заснула. Закончив на фамилии “Шарвен”, он докоснулся до следующего листка, с буквой “Э”.
“Придется искать среди всех досье…” – разочарованно поднял голову Джон. Сон и бодрствование слились у него воедино (как слились бессмысленные слова и описание обстоятельств в моих отчетах).
Донлон развернулся, прошел через первый ряд и вернулся к самому началу.
Он навелся глазом на букву “А”, и за ней в перспективе показались еще семь-восемь букв. Шеф посмотрел на них, как на вызов, и, тихо усмехнувшись, стал искать.
Открыл первое дело: август шестьдесят седьмого, Майкл Аркондсен. Серийный убийца, количество жертв: точных данных нет, около пяти жертв.
Остановившись на сочетании “серийный убийца”, Джон задумался: “После чего убийца становится серийным? Можно ли, в таком случае, назвать его маньяком? Если да, то считаюсь ли маньяком я? Убивал ли я беспричинно, ради удовольствия? Всегда ли убийцы убивают ради него? Так, пора перестать все чаще думать об этом”.
Джон пролистал первую стопку страниц и перешел к следующей.
“Б, говорите? Битва, бессознательность, безумие! Не обращать внимание, не обращать”.
Он пытался не дать голосу затуманить разум, но тот был явно сильнее; и с каждым своим появлением лишь усиливается. Не найдя ничего и во второй стопке, он приступил к третьей.
“В… Вой, война, вина! Ты меня алфавиту учить собираешься? Нет, Джон, не стоит гневаться – ты боишься слышать правду? Если дело в этом, то знай, что только я могу знать все твои секреты. Ты другой, совсем ничего не знаешь обо мне. Я хотя бы не убивал десятки людей, Джон! Не подвергал мукам никого другого!”
Донлон неожиданно для себя хитро улыбнулся.
“Я начинаю овладевать тобой, дорогуша! Теперь могу сам начинать мысли, видишь? Это ненадолго – до следующего приема таблеток. Таблетки, ха-ха-ха! Ты еще не заметил, что они делают только хуже? Первые минуты ты чувствуешь себя блаженно, а потом что? Правильно, потом я начинаю властвовать над тобой. Почему ты мешаешь проводить мне расследование? Я не мешаю, я просто задаю тебе вопросы… У меня и злой мысли нет, как ты мог подумать такое? Просто замолчи, хорошо? Со мной не так уж просто и договориться, знаешь ли”.
Донлон внутренне замолчал, перестал усмирять своего домашнего питомца. Он продолжил идти вдоль ящиков, переступая пальцами через буквы. В его голове в танце кружились самые разные ассоциации: гниль, дурак, идиот… мерзавец… неопределенность, одержимость, предатель…
“Подождите-ка…” – остановился Джон, которого будто осенило понимание необъяснимого, и переместился на одно дело назад.
Он открыл фотографию, и та поразила его точным совпадением с нарисованным. Он тут же поднялся, перепрыгивая через ступеньку, в свой кабинет, бросил папку на стол и стал глядеть на фотографию. Затем посмотрел на рукодельный портрет, затем снова на фотографию… Нет никаких отличий! Боже, неужели это то, чего не хватало ему все это время!?
Детектив прочитал имя: Бонни Питерс. Затем посмотрел на дату: семьдесят девятый год, преступление: сообщенное убийство.
Последнее Джона поразило больше всего.
– Кого она могла убить? – вслух спросил он, читая ниже. -“Обвиняется в спланированном убийстве молодой девушки двадцати лет”.
Зрачки Джона уменьшились в разы, весь мир показался ему совсем незначительным на фоне его открытия.
– Они вместе убили Шенк, вместе подстроили ее убийство и вместе замели все следы!
Донлон по привычке приоткрыл дверцу шкафа, чтобы найти пачку ручек или, если повезет, сигарет и то, что он увидел, потрясло его еще больше.
На буром дереве лежало “Дело о Безликой Семерке”, подписанное С. Планком. Он медленно взял его и стал читать: