Ничем не примечательный день неизбежно приближался к концу: солнце уже зашло за горизонт, на небе стали видны звезды, а затем над городом вознеслась луна, окрашивающая все полутемные дороги в свой зловещий мрак, который вскоре окутал и всю улицу. Такие ночи вызывали у Сола необыкновенное желание поразмышлять о смысле жизни, о своих поступках и решениях, о сути своего предназначения. Задаваясь такими вопросами, он непременно ловил себя на мысли, что находит в существовании каждого человека что-то неповторимое и удивительное, что не найдется ни у кого другого. Эта идея согревала мерзлую душу Планка, еще давно разбитую на мелкие осколки, в каждом из которых оставалась неуловимая частица его самого.
***
Следующий день прошел так же незаметно, как и предыдущий. Никто не хотел искать лишних проблем перед неоценимо важной точкой в расследовании – шериф и его помощник прочищали каждый угол, чтобы убедиться, что не забыли сложить в свои рюкзаки все необходимое. Планк известил Джеффа и Луну о пропаже страниц, но они, подобно Джону, остановились на мнении, что Сол просто потерял их, и больше не обсуждали этот, как они считали, глупый и не относящийся к делу вопрос. Однако временами, когда никакие другие обстоятельства не ставились под вопрос Планком, он все же задумывался об их исчезновении, и еще долгое время не мог перестать об этом рассуждать.
День – всего одна из трехсот шестидесяти пяти пылинок года. Год – всего одна из ста крупинок века, а век – всего один из десяти фрагментов тысячелетия… Думая об этом, мои предположения о нашей незначительности становятся еще более разочаровывающими и кажущимися трагичными.
Из книги “Дело о Безликой Семерке”
Как хорошо ранним утром, далеко в глубинах чащи, когда уже можно услышать звенящий лепет птиц и трель ручья, проснуться в своей уютной, но вместе с тем просторной хижине, окруженной переливающейся зеленью листьев, сквозь которых пробиваются вдохновляющие потоки света и, не дожидаясь пока весь остальной донельзя прекрасный и потрясающий живой мир проснется, выпить чашечку крепкого кофе. Так представлял начало своего лучшего дня в жизни и шериф, но это утро было явно не из таких. Серое небо, захваченное тучами, не внушало никакой надежды на то, что впереди его ждет хоть что-то сколько-нибудь хорошее. Шериф, проведший ночь в своем кабинете, пробудился ровно по звуку будильника, который он специально расположил на своем столе. Он посмотрел на стрелки и, удостоверившись, что пока все идет по задуманному плану, набрал десятизначный телефон напарника и, услышав ленивое “кто это?” быстро сказал:
– Джон Донлон, местный шеф полиции. Будь в участке не больше, чем через тридцать минут. В ближайший час мы выезжаем в Гранд-Энд.
Он не стал дожидаться ответа и бросил трубку, после чего накинул на свою рубашку куртку, запасся сигарами и вышел на улицу в ожидании Бенсона. Как назло, в этот же момент начался ливень, и капли не только попадали на всю одежду Джона, но и еще сильнее заводили в уныние всех жителей этого неведомого городка.
Минуло двадцать минут тоскливого нахождения Донлона снаружи, как вдалеке, за туманом, на дороге, показались два белых огня. Они приближались к участку, с каждой секундой немного замедляясь и оставляя за собой почти незаметный черный след, пока окончательно не остановились. Пройдя навстречу, Джон понял, что это была машина. Стекла были полностью покрыты каплями, из-за которых он сначала не мог понять, кому принадлежал автомобиль. Через некоторое время из нее вышел зеленоглазый человек в шляпе, в котором шериф безошибочно узнал Мика, с которым он толком еще не успел сработаться.
– Здравствуй. – коротко и сердито сказал тот.
– Что с тобой? – заметив в настроении Бенсона жалобность спросил другой. -Если честно, сейчас ты выглядишь как… как недоваренная картошка.
– Рассмешил, друг! – в шутку резко ободрившись саркастично ответил детектив. -Я просто не выспался, так что лучше меня не злить, а то и сам знаешь – один мой выстрел из двух всегда точный.
– Никто еще не пытался мне угрожать. – усмехнулся Джон. -А тем более уж так уверенно. Ты рисковый, но надежный, и мне это нравится, поэтому и беру тебя на все задания, не боясь оказаться преданным.
Эти слова поистине тронули Бенсона, и он, проникнувшийся душевным признанием от своего напарника, профессия которого не заставляет часто откровенничать с другими, в ответ задал лишь один вопрос, оставшийся в памяти шерифа еще надолго: