– Все неслучайно. Во всем этом нет никакой случайности, тот, кто следит за нами, постоянно продумывает все, что делает.
– Да, Сол, в отличие от нас. – не мог не согласиться Джефферсон. -Нет времени на промедление.
– Ты слышал шаги этой ночью?
– Да, говорю же – шаги были здесь каждую ночь. – взмыл руками вверх Паркинсон.
– О, ну почему же все нельзя было сказать раньше? Что, черт возьми, останавливает нас всех? Так, нужно подумать.
– Не надо думать, нужно просто заканчивать все это. Не удивлюсь, если через пару недель, а может быть и дней, кого-то из нас уже точно не будет в живых.
– Отчасти ты прав, но вместо того, чтобы закончить расследование, мы быстренько доведем его до конца.
– Но как ты это сделаешь? Ты уже два месяца пытаешься его раскрыть, а у тебя ничего не выходит. Ты не знаешь, насколько могут растянуться сроки. Одно потраченное лето не стоит жизни человека!
– Для нас это какие-то два месяца, а для Донлона – целая жизнь.
– Донлон – убийца собственной жены, как ты можешь доверять этому человеку, быть преданным по отношению к…
– Он мне как отец, Джефф, разве ты этого не понимаешь? Для меня его история начинается с того, что наши взгляды встретились, тогда я даже не мог сказать и слова. Он спас меня, если бы не он, то…
– Откуда ты знаешь, что не он убил твоих родителей? Ты хоть знаешь обстоятельства их гибели, Сол!? Я не хотел напоминать тебе об этом, но ты не оставляешь мне выбора.
– Зачем ему это делать? Неужели он такой же идиот, как и все преступники?
– Нет, просто он не чувствует цену убийства. Это вовсе не означает, что он идиот.
– Нет, он не мог сделать этого, как бы он потом смотрел мне в глаза.
– Знаешь, легко простить себе убийство, когда оно совершено не полностью по твоей вине.
– Ого, знаток в убийствах, я смотрю, нашелся! Как ты можешь так говорить?
– Чтобы понять убийцу, не обязательно быть таким же, как он. Достаточно лишь иметь похожие взгляды на жизнь.
– А как же вкус крови, который кардинально меняет человека, как же вкус мести?
– Да нет никакого вкуса ни крови, ни мести. Все эти мифы понапридумывали себе сами преступники, чтобы их свершение казалось еще более высоким.
– Высоким?
– Ну да, настоящие убийцы никогда не убивают просто так. Если человек не дорожит жизнями других, то вот он – идиот. Но это не делает убийц человечными, они по-прежнему поистине ужасные люди. Джон, например. У него явно была причина убивать свою женушку, ни один нормальный человек не сделал бы этого просто так.
– Почему ты не допускаешь вероятности несчастного случая?
– Потому что это не оправдание. Если человеку все равно на остальных, у него намного больше шансов убить, чем у человека, который…
– Тогда может ли убийца сразу ненавидеть всех и при этом иметь четкую мотивацию?
– Ненависть и безразличие – разные вещи, Сол. Но отвечая на твой вопрос, разумеется, да. Ненависть не такое сильное чувство, как может показаться. Вот одержимость, пусть даже одержимость какой-то великой идеей, она-то может сыграть злую шутку на десятках других людей. Одержимый не перестает действовать даже тогда, когда понимает, что ему вот-вот придет конец.
– И что происходит в конце?
– Смерть одержимости приводит в действие самоуничтожение человека изнутри. Когда он теряет то, ради чего он существовал, то есть предмет его одержимости, если выражаться чуть менее экспрессивно, то он начинает поедать всего себя. Так он продолжает до тех пор, пока от него не останется живого места. В буквальном смысле. Все это может сопровождаться неконтролируемостью чувств, поступков…
– Ладно, не продолжай. Противно все это слушать. Так ты… предлагаешь нам сдаться?
– Не называй это таким словом. Мы тактично отступим. У меня есть идейка: что, если мы на несколько дней приостановим расследование, чтобы посмотреть, что тогда начнет делать Семерка. Я уверен, что этот человек из Безликих, потому что никому другому просто нет смысла мешать нам, разве что кому-то, кто тесно связан с ее делами, но поимка этого человека тоже нам не помешает.
– То ты говоришь, что мы не можем ждать, то предлагаешь подождать?
– Иногда это означает одно и то же, не задумывался?