– Джон, что тут происходит? Мы не можем продолжать расследование.
– Мы изучили дело Фрэнсис Шенк, оно было у нас среди архивов. Пришлось попотеть, но мы все же добыли его. Говорят, она связана с двойным убийством, произошедшим на этой улице, поэтому шансы на то, что кто-то слышал о ней, возрастают в разы. Мы с Миком решили собрать весь штаб, чтобы отправить их расспрашивать город.
– Нет, Джон, постой. В моих записях кто-то делает свои. И этот “кто-то” точно жаждет моей смерти, а может даже и не ее одну.
– Мм. – пытаясь что-то утаить, промычал Донлон. -И что ты собираешься с этим делать?
– Мы должны сделать вид, что закончили расследование, пусть даже на несколько дней.
– Но Энн Уилтерс может ускользнуть в любой момент! Мы не можем сидеть, сложа руки.
– У нас есть по меньшей мере три дня, это точно. Отсюда до Грасиас, если мне правильно говорят карты, дорога занимает четверо суток.
– Но ты ведь сам знаешь, что секунда промедления…
– И все пойдет к чертям, да. Но пойми, разве жизни людей не так важны?
– С чего ты взял, что твоя жизнь в опасности, Планк? Тебе пишет какой-то неизвестный человек, и что с того?
– Да то, что все мои записи лежат на чердаке дома, в котором мы живем, и каждую ночь, как оказывается, нас посещал какой-то неизвестный человек.
– А входная дверь закрыта, ты проверял?
– Замок сломался, родители Джефферсона пытались починить, но ничего не вышло. – вздохнул Сол, понимая, в какой ситуации они оказались.
– Ты так говоришь, как будто бы о вашей незащищенности знаешь только ты.
– Так и есть, шериф, так и есть! Я не хочу испугать Луну с Джеффом, я не могу этого делать, потому что если сделаю, то все пойдет еще хуже.
– Ты ведь сам играешь жизнями, Сол. Разве это будет не предумышленное убийство?
– Что ты говоришь, Джон!? Если тот, кто рыщет по ночам у нас в доме, узнает, что на него началась охота, он немедленно заставит вас закончить все это. Лучше остановиться сейчас, пока еще не поздно повернуть все вспять.
– Вспять? Ты ведь не предлагаешь мне закончить дело окончательно?
– Пока нет. Но если того потребуют обстоятельства…
– Это все твои “друзья” тебе наговорили. Никакие они тебе не друзья, какими они тебе кажутся, они действуют лишь в собственных интересах.
– Ты спятил? Никто не может быть дороже, они – единственные, кто могут понять меня.
– Тебе лишь кажется так! Вспомни кто взрастил тебя, вспомни кто уберег тебя от той жизни, что ждала тебя, не приди на место трагедии я.
– Мы оба не знаем, что было бы тогда. Так что не надо опираться своими доводами на то, о чем никто никогда не узнает. Это правда, что ты виновен в их смерти?
Вопрос, неожиданный для шерифа, поразил его. Он был удивлен не столько самим вопросом, сколько его дерзостью. Но и ответа однозначного он не давал – стоял и неловко молчал, потому что понимал, что от ответа зависит чересчур много.
– Говори! – воскликнул Сол, опустив обе руки на стол возле опустошенной чашки со слоганом “Что бы не происходило, исправит это только шериф”.
Он посмотрел на ее дно и погрузился в бурую каплю, не сходящую с места.
– Говори! – опять сказал он, делая между словами частые вдохи и выдохи. -Ты спас меня, потому что не мог бросить, потому что это была твоя вина?
И опять (такое душераздирающее!) молчание, и опять Планку кажется, что все вокруг сходит с ума. Или он сходит с ума, но теперь это не важно, не так ли?
Сол замахнулся кулаком на Джона и отчаянно ударил того чуть ниже плеча. Оторвать руку от рубашки он уже не мог, силы вмиг исчезли, а ярость не оставляла от него ни живого места. Джон взял руку юноши и удержал ее, прежде чем она вырвалась из западни. Он, чувствуя, как слезы катятся по его звезде, до сих не мог издать звука.
– Что же ты молчишь? Что же ты молчишь, Джон? Умоляю тебя, только не молчи!
Это ли то самое незнание правды? Это ли та уверенность в безысходности? Это ли то мгновенье, когда все вокруг не имеет значения? В конце концов, это ли не конец чего-то долгого и грандиозного, о чем так тепло вспоминать, но холодно испытывать?