Но шериф был непреклонен. Он держал руку Сола в своем кулаке, не давая стать этому касанию последним между ними. Джон пытался понять, как из дружеского разговора их встреча превратилась в раскрытие тайны, кажущейся тайной всей их жизни.
– Хватит сидеть и ничего не говорить, Джон! Ты ведь знаешь, ты только убиваешь меня, почему всем так сложно сказать правду, чего все постоянно скрывают? О чем все пытаются не говорить, но всегда пользуются этим? Почему нельзя быть хоть капельку честнее, Джон, разве столько лет, сколько мы знаем друг друга, разве они не имеют значения? О боже, Джон, не молчи!
Сол изливался слезами и не мог оторвать кулака от Джона.
– Ты не знал их. Не знал, какими они были, не можешь знать. – вдруг тихо начал Донлон.
– Ты сбил их, да? Ты сделал это, так ведь? – Планк не мог и поднять головы, не мог теперь смотреть в глаза шерифу.
– Они были…
– Неважно какими, черт побери, они были, Джон! Они были моими родными, а ты убил их! Беспощадно расправился с ними, ты ведь не мог просто врезаться в них! На таком шоссе так жестоко не врезаются!
И опять (такое душераздирающее!) молчание. И опять (такое постоянное!) тиканье часов. Минутная стрелка вечно догоняет часовую, но они никак не сойдутся воедино.
– Ты не человек, Джон! Ты никогда не заслуживал должность шерифа, тебе просто повезло, все в твоей жизни получено обманом и несчастьем других людей.
И оба в кабинете сходят с ума, и оба не понимают, что будет дальше.
– А-а! Что в твоей голове, Джон! Что в моей голове!? Как я мог не понять, что ты такой мерзавец.
Хватка Джона ослабла, и Сол выхватил руку и вновь нанес удар, ровно в то же место. Затем еще один, потом еще, и еще. Он не мог остановиться, но в душе понимал, что его удары ничего не значат.
И вот, показалось, что Донлон вот-вот скажет что-то, но он лишь сделал вдох и, вырвавшись из-под ударов Сола, встал и подошел к двери. Считая долгом осуществить желание Планка, он выкрикнул:
– Ми-ик! Сворачивай все это безобразие, планы меняются!
С лестницы спустился Бенсон и, вопросительно и непонятливо посмотрев в сторону своего начальника, спросил:
– И что же тебя заставило…
– Без лишних вопросов, Мик. – строго сказал шериф, не желая продолжать разговор, и начал закрывать дверь. -Просто выгони всех, кого мы тут собрали.
Щель между стеной и проходом исчезла, и Джон обратился к Солу:
– В ночь на двадцать седьмое сентября шестьдесят пятого их не стало. Тогда я выполнял задание, и… – его слова резко оборвались.
– И что? Что случилось, Джон? Я должен знать правду, какая бы она не была, Джон, ты слышишь меня?
Полицейский вздохнул и, поняв, что отступать некуда, да и смысла делать этого не имеет, решил раз и навсегда поставить точку в истории, которую так долго не мог рассказать.
Глава 18
Как ты там говоришь? “Друзья” – вечный вопрос каждого человека! Я свой решил уже давно… Они никогда не окажутся в нужном месте в нужное время, при любой возможности предадут. Или, быть может, это мое неверное представление о них? В любом случае, от них можно ожидать чего угодно.
Из заметок Дж. Донлона
1965
27 СЕНТЯБРЯ
“Поздний вечер так навевает тоску о прошлом…” – подумал Джон, покачиваясь на своем мягком кресле посреди уютной комнаты в снимаемом им отеле.
Через порог к нему переступил Уэбли, до этого искавший что-то в соседней комнате.
– Нигде нет “Психологии убийства и его мотивов”, неужели такой шедевр не может стоять на обычной книжной полке?
– Может, дело в том, что она обычная? – начал рассуждать Джон. -А зачем тебе она?
– Уалфер говорил, что она затягивает.
– Ты веришь его словам? Безумец. Он идиот, и мы все это знаем. Не стоит идти против констеблей, если они уже поддерживают тебя. – посоветовал тому Донлон, читая газету с сигаретой меж зубов.
– Но это произведение, оно в действительности лучшее в своем роде! – воодушевленно воскликнул Рон.
– Откуда ты знаешь? Ты ведь его не читал, а значит и судить не можешь.
– Но оно не может быть плохим, раз его так тепло приняла публика, верно?
– Искусство субъективно, а значит его нельзя оценивать, можно лишь примерно описать его форму, его очертания, понимаешь?
Уэбли постоял у окна, и не отрывая взгляд от высокой башни с часами, спросил:
– А что самое лучшее в романах, на твой взгляд?
– То, что у каждого они свои, Рон. Знаешь, почему великие произведения читают веками? Потому что они по-прежнему взывают к нашим чувствам, и не прекращают играть с ними по сей день.