Но вернемся к струе, ныне бегущей.
Итак, вы плещете холодной, бегучей водою в лоб и в свербящие надбровные дуги, в переносье, в глаза, ухитряетесь даже в затылок, и вас отпускает, и вот вы уже не желаете никак расставаться с этой струею и, сильно нагнувшись над нею, все плещете, плещете, иногда почти ледяною водою до того, что немеют ваши свербящие надбровные дуги и ни в чем-то уж неповинные пальцы, а в вашем освобожденном на время мозгу начинают сновать почти гениальные мысли. И когда уже невозможно более плескаться под холодной струею, чтобы как-то продлить течение драгоценных моментов, забыв о сведенной давно пояснице, вы, совершенно бесцельно и странно, должно быть, для стороннего зрителя, забавляетесь с деловито бегущей струею и, развинтив в конце концов кран до отказа, созерцаете поведенье воды.
Как будто бы — какая вода здесь, в эмалированной ванне или, тем более, в кухонной раковине? Ну течет, ну скопляется, не успевая уходить в отверстие стока, ну колышется, плещется, ходит кругами прямыми и встречными… Но ведь это всего лишь в ванне или в совсем уж ублюдочной раковине!
Ну и что же, что в ванне или в какой-то там раковине! Вода-то ведь и в них течет, скопляется, колышется, плещется, ходит такими и всякими иными кругами. Вода есть вода. И вода везде остается водою. И даже здесь ведь, в ванной или в кухонной раковине, скопляясь вследствие большого напора в водопроводе, не успевая, так сказать, уходить своим естественным ходом в предназначенное ей донное отверстие стока, вода образует водовороты…
Замечали ли вы когда-нибудь, останавливали ли когда-либо свое рассеянное внимание на этом странном и таком обыденном, по сути, явлении? Или, быть может, как часто бывает в нашей суетной жизни, замечали не замечая? Вспомните, нарисуйте в воображении в собственной вашей ванне или в железной помятой раковине этот на ваших глазах прорастающий толщу воды — мутной или прозрачной — неважно, — нет, все же лучше прозрачной, — вдруг прорастающий толщу воды стебелек, проникающий маленькой блуждающей змейкой, такой прожорливой змейкой, танцующей на самом хвосте, толщу воды; пронизывающий ее, эту толщу, вплоть до самого выхода, то есть до отверстия донного стока. Странная и забавная змейка, не правда ли? Странная и забавная самопрядущаяся крученая ниточка, бросающая световые и теневые эффекты на дно эмалированной ванны.
О, конечно, возникновение ее всегда можно как-нибудь объяснить: разным давлением в верхних и нижних слоях, прохождением воздуха в центральном канале, даже вращением Земли или, если ни тем, ни другим, то когда-нибудь чем-либо подобным.
Но для меня и по объяснении явление это останется странным и уж во всяком-то случае забавным и достойным внимания. Притом тем более забавным и достойным внимания, что если вспомнить, представить свою или чужую спину и голову, в исследовательском порыве склоненную над эмалированной ванной, неважно, свинцово-тяжелую, свербящую в надбровной дуге от тяжелой бессонницы или ясную, легкую от легкого и счастливого сна; притом если представить себе эту буйную или не буйную голову во всех мельчайших подробностях…
Тем более странным и достойным внимания — ведь мы говорим о явлении блуждающей змейки или самопрядущейся ниточки, — что если представить склоненную голову во всех мельчайших подробностях, то на самой макушке ее, в самой-то маковке, в самом-то (в подобной согбенной и неустойчивой позе!) беззащитно и уязвимо подставленном темечке, наблюдается, нечто подобное: тоже некий «завой, вир, завиток, как и на лбу у быка, где волосы или шерсть от природы образуют пучинку, круговорот или проще, вихо́р».
Но, повторяю, для меня и по объяснении явление это останется странным и уж во всяком случае забавным и достойным внимания. Будь то ниточка, змейка, пучинка, водоворот или заверть, будь то внезапный или сильный вертящийся ветер, в стремительном и буйном порыве вздымающий пыль столбом… — достойным внимания!
Да что там — пыль столбом!
Пыль-то столбом вы, уж конечно, встречали на каких-нибудь пыльных проселках, как она подхватится, станет вдруг и понесется вдоль той дороги или, свернув напрямик по степи, заносясь туда и сюда, как шальная, будто вприсядку почти, взвивая попутно какие-нибудь пустяковые стебельки и соломинки, чтобы тут же на ваших глазах, в небольшом отдалении, тут же опасть и бесследно развеяться.