Что там пыль каким-то столбом! Когда, как известно, бывает — темная тучка начнет вдруг кружиться какой-то там завертью, спустится узкой воронкой, вздыбит, подымет, захватит каким-то там виром что есть под нею: прах, воду, тела и довольно крупных размеров предметы, и вот уже сокрушительный столб до самого неба — и внутри его молнии! — сувоем (с воем, что ли?) движется далее, снося, заливая все на пути… И уж если попал в его сферу — в сферу его притяжения, — то как можно скорее пали ядрами в его горловину, а то неизбежная гибель тебе и всему кораблю.
Да что там пыль столбом или эта спускающаяся завертью тучка, когда, как известно, бывают явления, порождаемые когда-то там и где-то возникшей депрессией и днем и ночью мрачно несущиеся в водных пространствах по какой-то одному явлению этому известной параболе или даже и ему неизвестной параболе, а как теперь достоверно известно, совсем даже и не по параболе.
Что там змейка, танцующая в эмалированной ванне, что там пыль столбом, что там темная тучка, нисходящая завертью, что там… когда здесь, в сердцевине, в столбе, в самом центре, тихо и гладко, как в том самом мгновении… когда здесь не гладь, а столпотворение, когда здесь не только крыши и не только тела, а вслед за крышей — дома и как перышко — суда, паровые и прочие, и сотни людей, сотни тысяч людей — ведь иногда и сотни тысяч людей! — в едином и ужасающем круговороте или, напротив, в еще более ужасающем прямолинейном движении.
Что там пыль столбом или темная тучка… Хотя иная темная тучка, когда она помрачает какое-нибудь отмеченное некой печатью чело, когда она опускается завертью, когда она застилает свет, идущий от звезд и светил… Ведь в темноте-то — в темном лесу ли, в пустыне ли — человек бывает склонен кружиться…
Бывает, и в океанских просторах носятся некие люди, день и ночь воспаленно стучащие своей деревяшкой — сперва костью, а потом деревяшкой — в настилы злополучного судна.
Представьте себе корабль в открытом море или в океане. Кренящийся на водяных громадах корабль. И представьте себе, что на шканцах того корабля, подгоняемого сильным и свежим попутным ветром, какой бывает лишь в открытом море или, тем более, в открытом со всех сторон океане, — на шканцах того корабля, то тяжко взбирающегося, то быстро соскальзывающего, некто стоит, и одна из ног его деревянна.
Трудно представить, не правда ли? Трудно представить, когда и на двух-то живых полноценных ногах нелегко устоять бывает на корабле в иную погоду не то что сухопутному до мозга костей, но и бывалому в морях человеку. Когда, вероятно, встанешь и так-то и эдак, когда, вероятно, установишь параллельно расставленные стопы свои и вдоль, и поперек-то, и наискось, пытаясь покрепче врастить их в доски настила или в железо обшивки; и, вероятно, все тебя с силой тянет куда-то и заставляет хватать что попало под руку: бегучий, стоячий или всякий иной такелаж, или просто леер, или просто надстройку.
А тут на глухой деревянной ноге… Правда, и здесь предусматривается некая хитрость: в настиле бывают проверчены дыры, в которые вставляется конец деревянной ноги, и тогда тот корабль может превышать в своем крене все допустимые разумно пределы, а тому человеку и дела до этого мало: на своей воткнутой крепко-накрепко мертвой деревянной ноге он может прекрасно держаться.
Но все это мелочи: и мертвая кость, и деревяшка, и дыры в настиле, и даже с приглушенным стоном — скрипом, вернее, — в свежем ветре и брызгах соскальзывающий в разверстые водяные бездны корабль. Все это мелочи.
Представьте лучше себе, что вы перед зеркалом… Хотя зачем представлять это, когда и так мы с вами давно уже застыли перед системой зеркал. Сосредоточим же просто внимание на своем отражении, на одной из отраженных в зеркале ног.
Вот, взгляните. Вы видите? Вот эта выдающаяся острая косточка, вот эти просвечивающие сквозь кожу жилы…
Теперь представьте себе, что вы когда-то, при каких-то там обстоятельствах ломали кость этой вашей ноги, или, допустим, рвали ее сухожилия, или, может даже, ломали и рвали в один и тот же момент.
Представьте себе, если сможете, конечно, представить, как у вас болела потом сломанная вами нога, как вы для нее не находили места, как вы с нею вместе потом не находили покоя и места, как она, сломанная, может быть, на самой периферии своей, какое-то время потом вся ныла, тянула, вытягивала из всего вас и днем-то и ночью все ваши жилы.