Я не пойму, чего он так? Может, ему совестно за приватизацию моих продуктов питания? Так, я, вроде, давно дал согласие на это.
– Всё нормально, – поспешил я с ответной репликой. – Здоров, благодаря вашим стараниям, ну, и за идола спасибо. Я сейчас, – я прошёл мимо ног Ефима к импровизированному санузлу нашего вагона.
– Да-да, конечно, – ещё больше повеселел Эдуард.
Я вошёл в крохотный закуток с рукомойником и тут меня прострелило.
Одна малюсенькая деталька запоздало мелькнула в голове, как чистой воды несуразица. Связано это с ногами Ефима, торчащими из-под мехового одеяла. Что же с ними не так?
Я открыл дверь и выглянул, офигевая ещё больше. Нет! Мне не показалось и я, наверное, побледнел, так как Эд с девчонками уставились на меня с нескрываемым беспокойством.
– Последствия слабости от потери жизненных сил, – внёс я пояснение для них, чем немного успокоил.
Они кивнули с пониманием и вернулись к работе, а я захлопнул дверь и впал в лёгкий ступор.
– Чукча! – крикнул я и мысленно и злым шёпотом. – Бегом сюда, усатый разбойник! Живо!
Таракашка не стал доводить меня до греха и резко появился на полке с мылом у самого рукомойника, а я еле удержался от конкретного ора.
Взяв себя в руки, я помассировал виски, пытаясь сформулировать словесное выражение крайней степени своего негодования.
– Ээ-э, Чукча, друг мой и соратник, – начал я спокойно, и сдерживаясь от более радикальных действий.
– Слушает моя, хозяина! – козырнул усатый, продолжая стоять по-военному.
– Вот скажи мне, будь ласков, – начал я еле сдерживаясь. – У тебя, ваша усатость, ноги различаются? – огорошил я его нестандартным вопросом.
Чукча скрупулёзно осмотрел себя, подолгу останавливаясь на конечностях, и пришёл к какому-то заключению.
– Да, хозяина, разные они, аднака! – выдал он совершенно очевидный результат.
– Угу… – я кивнул и приоткрыл дверь. – А у людей, какими они должны быть?
– Тожа! Разными! – не подвёл он меня незнанием человеческой анатомии.
– Такими? – я мотнул головой за дверь.
Чукча выглянул наружу, дошёл до изучения стоп Ефима, торчащих на всеобщее обозрение, и нервно сглотнул.
Разгильдяй молниеносно упал на колени и сложил все лапы по образу молящегося. Усы его задрожали и прижались к тельцу.
– Начальника! – вымолвил он дрожащим голосом. – Это не моя виноватая! Прости мою! А-а-а-а! – выдал он поток эмоций и шарахнулся лбом об кусок мыла в мыльнице. – Ай!
Я захлопнул дверь и впился гневным взглядом в Фамильяра.
– Вот что, алкоголики магические, – прошипел я, мысленно готовясь к нелицеприятному разговору со старым воякой, у которого ноги теперь одинаковые. – Если не исправите… – не мудрствуя лукаво, я занёс над Чукчей кулак. – Ну, ты понял. Марш с глаз моих, полтора дюйма безответственности и порока с хаосом! Ничего нельзя без контроля оставить… Тьфу! Сухой закон для тебя и Калигулы введён! Довели, млин, до белого каления! Инициативники, да с помощниками хреновыми! Да об коромысло вас…
Глава 2. Просьбы, решения и предложения
Чукча кое-как отлип от куска мыла, пока я изливал гневную тираду и осторожно освободил свои усы, тоже прилипшие к незаменимому гигиеническому гаджету. То есть, к мылу. Усатый ещё раз хлюпнул носом, но поднимать на меня взгляд поостерёгся и исчез, исполняя мой недвусмысленный приказ смыться с глаз долой.
Находясь на эмоциях, я даже забыл, зачем пришёл сюда, уставившись на своё отражение в красивом зеркальце, выделенном кем-то из девушек для всеобщего пользования. Мысли галопом помчались в моей черепушке, норовя разнести её на сотню маленьких кусочков.
Нет, ну это надо было ещё умудриться такое сотворить-то?! И почему Ефим сразу не сказал мне об этом? Наверняка же догадался, что это гости виноваты.
Точнее, это его новые друзья конкретно накосячили, один из которых – странный дедушка в ушанке и обвешенный инструментарием. Н-да уж. Ну, а второй – так тот, и вовсе, таракан. Однако, Ефима это почему-то не смутило…
От беседы с Ефимом отвертеться не удастся, и это неоспоримый факт. Посему, я счёл, что мне незачем оттягивать неприятное событие. Да и надеюсь я, что божественные залётчики уж как-нибудь смогут исправить результат своей безалаберной выходки.
Я наскоро умылся и вышел из импровизированного санузла, направившись прямиком к лежанке старого вояки, уже проснувшегося и начавшего нехотя вставать. Он уже спустил ноги на пол и почти что успел обуться, когда я сел рядом и задумался гадая, с чего бы начать разговор.