- Итак, ты участвовал в заговоре? - спросил один, тот, что сидел ближе.
- Нет, господин.
- Но ты знал про заговор?
- Нет, господин.
- Ты лжешь.
- Нет, господин. Отец мне ничего не говорил. Я сам узнал, что он заговорщик, только когда его арестовали.
- Почему же наш осведомитель назвал тебя заговорщиком?
- Вы говорите о Пино, господин?
- Да.
- Он требовал с меня десять пеко, а когда я отказался, он сказал, что скажет вам, что я заговорщик, и меня бросят в яму. Но где я мог взять десять пеко? И я ни в чем не виноват. Пино сказал вам неправду, господин.
- Хорошо, мы разберемся с Пино. А как ты можешь доказать, что ты действительно не заговорщик, и ничего не знал о заговоре?
- ...Не знаю... Спросите моего отца - он вам скажет, что я ничего не знал. Он мне не доверял!
- Хорошо. Мы поверим тебе на первый раз. Завтра утром ты пойдешь на площадь и посмотришь, что бывает с заговорщиками. Ты будешь стоять в первом ряду и смотреть. Понял?
- Понял, господин.
- Вот и хорошо. А сейчас иди на работу.
Толпа собралась большая - присутствовать на казни должны были все жители поселка. Чиано, как было велено, пробрался в первый ряд. Посреди площади был уложен длинный штабель дров, и над ним возвышалось девять столбов, к которым должны были привязать мятежников. В воздухе чувствовался запах бензина, которым один из тхунов поливал дрова. Еще четверо, в своих неизменных панцирях и шлемах, с импульсаторами у пояса, прохаживались по площади. Один налаживал установленный чуть поодаль огнемет.
По низкому серому небу ползли неприветливые свинцовые тучи. Было холодно. Порывы ветра пронизывали до костей, ветхие штаны и роба почти не защищали от холода. Чиано переминался с ноги на ногу, тер ладонями друг о друга, но это мало помогало. "Скорей бы уж!" - только одна эта мысль вертелась в его голове.
Толпа справа зашумела и расступилась. Шестеро тхунов вывели на площадь заговорщиков. Их выстроили перед штабелем, лицом к толпе, и один из тхунов начал читать приговор. Читал он долго и нудно, монотонным, бесцветным голосом. Приговоренных обвиняли в организации заговора, в хранении оружия, в подстрекательстве к бунту и во многом другом, и приговаривали к смертной казни через сожжение.
Пока тхун читал приговор, Чиано все время смотрел на отца. Чиано думал, что отец будет раскаиваться, просить о снисхождении, и даже в тайне надеялся, что его, может быть, помилуют. Но в глазах отца не было ни страха, ни раскаяния, ни сожаления - была только горечь и бесконечная усталость. Казалось, он тоже ждал, когда же это все закончится.
Тхун дочитал приговор и, свернув его, спрятал в планшет. Приговоренных подвели к столбам. Но тут произошла заминка. Из толпы вырвалась женщина, вся в черном, и, плача, бросилась в ноги тхунам. Чиано узнал свою мать. Она умоляла тхунов пощадить ее мужа, плача, ползала на коленях, хватая их за руки. Один из тхунов пнул ее ногой, и она упала в пыль; попыталась подняться, но не смогла. Тогда, отчаявшись, она стала призывать проклятия на головы тхунов. Двое тхунов схватили ее и тоже поволокли к штабелю дров.
И в этот момент раздался выстрел. Никто не заметил, как молодой парень (его звали Фаре, Чиано знал его) выскользнул из-за угла и достал из-под одежды пистолет с толстым стволом. Наверное, пистолет был заряжен какими-то особыми пулями, потому что стоявший недалеко от Чиано тхун пошатнулся и грохнулся на землю.
Фаре продолжал стрелять; он успел ранить еще одного тхуна, но тут пронзительно взвизгнул импульсатор, и Фаре упал на землю с развороченной грудью. Один из тхунов направился к нему, другой вышел на середину площади. Остальные уже привязывали приговоренных к столбам.
- В следующий раз мы казним не только заговорщиков, но и всех их друзей и родственников, - предупредил тхун и направился к огнемету.
Чиано переступил с ноги на ногу и почувствовал под ногой что-то твердое. Он взглянул вниз и увидел импульсатор, вывалившийся из кобуры убитого тхуна. Еще не понимая, что он делает, Чиано медленно нагнулся и поднял оружие. Импульсатор был тяжелый, с длинным стволом. Рубчатая рукоятка пришлась как раз по руке.
"Надо выйти и отдать его тхунам", - по привычке подумал Чиано. Но тут же почувствовал, что его рука с импульсатором медленно, но неотвратимо поднимается вверх. Было страшно, но Чиано уже ничего не мог с собой поделать. "Убьют - так убьют. Чем так жить - лучше сдохнуть", - мелькнула мысль. И ему сразу стало легко и свободно. Он сделал выбор.
Чиано никогда не держал в руках оружие, его никто не учил стрелять, он действовал по какой-то внутренней интуиции.
Импульсатор уже был на уровне груди. Ствол его смотрел на тхуна, который возился с огнеметом. Повинуясь какому-то внутреннему голосу, Чиано сделал шаг вперед и нажал на спуск. Импульсатор коротко взвизгнул, дернувшись в руках. Тхун упал навзничь, опрокинув огнемет. Тхун, стоявший ближе других, обернулся к Чиано, но опоздал. Чиано выстрелил первым. Разряд ударил тхуну в живот. Чиано видел, как полетели во все стороны кровавые клочья, и тхун, сложившись пополам, повалился на землю.
И тут позади раздались крики:
- Что он делает?!
- Тхунов нельзя победить!
- Они сожгут нас всех!
- Заговоры устраивать - верная смерть!
- Он сумасшедший!
- Бейте его!
Чиано успел выстрелить еще раз, но тут в него вцепились десятки рук. Кто-то начал душить его, кто-то бил по ребрам, сразу несколько рук, мешая друг другу, пытались вырвать импульсатор. И тут Чиано увидел Пино. Отчаянным усилием ему удалось освободиться, и он, не целясь, выстрелил. Пино упал. Но в следующий момент у него вырвали оружие, сбили с ног и стали сосредоточенно топтать.
Чиано был еще жив, когда его привязали к одному столбу с отцом. Без сознания он повис на веревках. Ударило пламя огнемета. Политые бензином дрова вспыхнули почти сразу. Огонь уже трещал вокруг, а на губах Чиано застыла улыбка.
Наконец-то ему было тепло.
И никто не видел, как какой-то худощавый паренек в потрепанной робе нагнулся и быстро сунул под рубаху валявшийся в пыли импульсатор. Тан видел, что сейчас стрелять уже поздно. Но в другой раз... Это будет скоро, очень скоро. Пусть его тоже убьют - тогда кто-то еще подберет оружие.