В детдоме не разрешалось ничего, и строжайше каралось всё, что попадало в поле зрения воспитателей.
И в первую очередь каралась дружба.
После трёх порок Кили перестал пытаться сдружиться с кем-то, тем более, что его потенциального друга тоже выпороли, причем так, что он трое суток отлеживался. Кили тогда еще меньше досталось, ему повезло, что инициатором будущей дружбы был не он, а его приятель по классу.
Когда Кили стал старше, он узнал, что карается не только дружба. Любовь каралась еще более жестоко — на его глазах воспитатели забили насмерть во дворе сразу двоих. Парня из старшей группы, и гермо на группу младше. За то, что те, по слухам, сошлись, и даже хотели бежать. Ну и убежали, оба. На тот свет.
К выпуску Кили усвоил этот главный урок, и потом всю жизнь держал со всеми эту вечную дистанцию. «Дистанцию вытянутой руки», как ее называли.
Хотелось ли ему дружить, любить?
Дурацкий вопрос. Конечно, хотелось. По молодым годам он еще имел силы и желание мечтать — и мечтал. А кто не мечтал? Молодое тело, гормоны, желания — всё это действовало на него ровно так же, как и на всех других… но Кили был слишком умен, чтобы не осознавать в полной мере смертельную опасность, исходящую от подобных желаний.
Жить ему всё-таки хотелось больше.
Того, что произошло, он не ожидал.
То есть ожидал, но не столь быстро.
Он кое-как всё-таки добрался до РДИЦа, но на входе, прямо на входе в РДИЦ стоял «водолаз». При полном параде. В шлеме, в панцире, с оружием.
Кили замер на пороге — там, внутри, было тепло, и он даже видел край очереди, сидевшей к двери в первый кабинет. Он, что греха таить, рассчитывал час-другой еще и погреться в очереди, и «водолаз» на входе для него стал полной неожиданностью. С каких это пор они стали охранять РДИЦ? От кого? От таких, как Кили?
«Водолаз» сделал шаг вперед — Кили тут же сделал шаг назад. И еще один, совсем маленький шажок. Взгляд «водолаза» из-под каски буравил его, как осиное жало.
— Чего тебе? — глухо спросил «водолаз».
— Я… мне карточку вернуть… — пробормотал Кили, вытаскивая медальон с номером. — У меня карточку украли…
— Да ну, — протянул «водолаз». — И кто у тебя ее украл?
— Хозяин бывший, — ответил Кили. И снова отступил назад, к самой двери.
— Хозяин бывший, значит, — процедил «водолаз». — Сдается мне, ты гонишь. Давай я тебе те расскажу, чего ты сделал. Ты, сука жирная, проиграл карточку, да? А сюда приперся, чтобы норму вернуть. Потому что жрать ты привык в три глотки. Вон, пальто не застегивается.
— Я не играю… — начал Кили, но «водолаз» в этот момент вытащил из петли дубинку и Кили тут же оказался за дверью.
— Чтоб я тебя тут больше не видел, — рявкнул «водолаз». — Иди к хозяину, падаль, и извинись! На хозяина он накатывает! Пшел вон, кому сказал!
Уговаривать Кили не пришлось. Хорошо еще, что «водолаз» не поперся следом за ним на холодную улицу.
…После школы его по распределению отправили сначала на сборку паллет, и на паллетах он проработал два года. Но не потянул — слабоват оказался, чтобы таскать постоянно неподъемные деревяхи. Поэтому с паллет его перевели сначала на ненавистную лесопилку, а потом, к двадцати годам, он попал на ящики. Это был хороший цех, ящики в нем делали разные, от простых, под гайки или гвозди, до сложных — для химической посуды. Первые пятнадцать лет Кили провел «на деревяшках», а потом его, как отлично справляющегося, перевели на пресс, на пластик. Причем не только на сам пресс, но еще и на химию — то есть на пластиковый замес. Не самое полезное производство, но зато тепло, да и «химики», как называли его бригаду, были на хорошем счету. Им даже давали летнюю неделю, что-то типа отпуска, и разрешали ходить в город и на реку. На реку ходили только по теплу, конечно — хоть как-то помыться. Потому что с мытьем всегда был швах. Зимой один раз в месяц водили в общую душевую, летом в душевой горячей воды не было, поэтому оставался один выход. Река. Самый праздник получался, если удавалось достать мыло, правда, этот праздник случался нечасто.