Обнял так крепко, что я с трудом смогла вдохнуть.
– Как же я соскучился. – прошептал он у самого уха. – Лерочка, родная моя, любимая. Ты – моя жизнь!
– Назар…. – прошептала я, и он посмотрел на меня. По моим щекам катились слезы, я подняла руку, и провела по его лицу, очерчивая черты лица. – Ты жив…. – прошептала я. – Ты жив! Я… так тебя люблю, Назар. Ты всегда жил в моем сердце.
– И я люблю тебя. – он поцеловал меня. – Когда ты уезжала, ты писала что с тобой останется частичка меня, ты имела в виду Софи?
– Нет. Я не знала, что беременна. Я бы сказала тебе. Нашла бы способ сказать. Я имела в виду любовь к тебе.
Он еще крепче обнял меня и я прижалась щекой к его плечу. Я видела, как у окна стояла Софи и улыбалась, но в глазах у нее были слезы. Наверное это слезы счастья. Рядом с ней были Саша и Ася со своими детьми. Они тоже улыбались со слезами на глазах. и я плакала от счастья. От обиды за потраченное время. От любви.
Только сейчас стоя на холоде, в объятиях Назара я чувствовала, что в моем сердце живет весна. Я чувствовала, что теперь все будет, как в сказке. Чувствовала, что я снова живу, не учусь жить, а живу. Я нашла ту развилку и пошла теперь правильной дорогой.
Подняв голову я посмотрела на Назара. Его глаза…. Они изменились. В них снова тот голубой блеск, то озорство, та любовь. И я знала, что теперь он точно меня не отпустит, а я не уйду.
– Прости меня. – прошептал он, вытирая мои слезы. – Прости.
– Мне не за что тебя прощать. – я улыбнулась. – Ведь…, но если ты хочешь услышать именно эти слова, я прощаю тебя.
Я вздрогнула, но уже от холода. Хоть Назар меня и обнимал, а его расстёгнутая курточка немного грела меня, все равно мороз и снег дали о себе знать.
Назар еще раз вытер мои мокрые слезы и повел в кафе. Как только мы вошли, увидели, что нас ждали. Несколько столов было сдвинуто, а на них стояли бокалы и шампанское. А родные Назара и наша доченька улыбались нам.
Наша. Как же приятно называть Софи не моей дочкой, а нашей дочкой! Как приятно обнимать любимого и улыбаться. Искренне улыбаться. Самой счастливой улыбкой в мире.
– Вот теперь, когда, наконец, все счастливы, я довольна! – сказала Ася и пригубила шампанского.
– А ведь Дима с Платоном не верили, что все получится, главное дать им повод встретится. – улыбнулась Саша и я с Назаром посмотрели на них удивленно.
Потом Назар расхохотался, да так заразительно, что в итоге все начали смеяться. Я догадалась, теперь уже догадалась, почему он тогда в кафе был так удручен. Он не хотел находиться там, но так как сестра его попросила, приехал, ведь он никогда не отказывал ни, в чем своим сестрам, а беременным подавно.
– А если бы мы так и не встретились в кафе? – спросила я. – Ведь в тот день я должна была ехать в редакцию, и все изменилось в последнюю очередь.
– У меня был и план Б, на этот случай. – заговорщицки подмигнула Ася.
– Бассейн. – сказал улыбаясь Назар. – А я-то думаю, с какой это стати нужно было тащиться в другой конец города, если возле дома есть прекрасная секция.
– Нам было тошно на тебя смотреть. – сказала Саша, а её муж Дима, обнял её и вытер со щеки скатившуюся слезу.
– Я могу сказать только одно – Спасибо! – улыбаясь, сказал Назар и подхватил на руки Софи, прижал её к себе.
Потом удерживая дочь одной рукой, обнял меня за плечи и притянул к себе так, что я уткнулась носом ему в шею.
Эпилог
Я сидела в кресле в большой гостиной, а вокруг меня дети, племянники и племянницы Назара. Софи на коленях у папы, а его сестры и их мужья расположились на диванах.
Я читала свой роман и улыбалась, когда у всех блестели слезы на глазах. Прошло уже четыре года с тех пор как бы поженились. Наша семья была самая счастливая, любящая, дружная. Софи с нетерпением ожидала братика или сестричку. Мы специально просили моего врача не говорить пол ребенка. Но эта неизвестность не пугала нас, а наоборот радовала.
Каждое утро я просыпаюсь от поцелуя своего любимого и улыбаюсь счастливой улыбкой. Каждый миг, каждую свободную минуту мы проводим вместе.
Даже спустя четыре года, Назар просит у меня прощение, хотя я и говорю, что простила его. Он не может сам себя простить, и все время корит себя за это.