Найду — проставлюсь, как свет горит, проставлюсь!
Вот, дал самому себе обещание и вроде как смысл жизни появился…
Пройдя коридор, поднялись по лестнице, до валяющейся двери.
— Теперь моя очередь, проверить, что за дверью. Шагом марш, за мной! — Я подмигнул своим студентам, хотя в этой темноте, вряд ли они заметили мое мигание.
«Запасник» действительно оказался пустым, вылизанным и подметенным самой тщательной уборщицей.
Вывезли столы. Стоявшие вдоль стен стеллажи, разобрали и вытащили наружу.
А что это значит?
А это значит, что где-то есть нормальная лестница, а не это «головокружение от успехов»!
Нашлась и лестница, и даже грузовой лифт, сейчас спущенный вниз и стоящий печально, открыв пасть-дверцу.
Топая по нормальной, бетонной, квадратной, лестнице, загадывал, куда она нас выведет — по моим расчетам, территорию музея мы уже покинули, пока шли по запаснику.
— Сайд. Очень больно? — Расслышал я шепот Нэт, когда в очередной раз чертыхнулся, поправляя рюкзак.
— Не больно. Неудобно. — Признался я. — Рюкзак сползает, зараза!
Лестница закончилась в доме, напротив музея. Через дорогу.
Обычная, ничем ни примечательная дверь, изнутри — стальная, а снаружи — обычная китайская картонка.
Выскользнув обратно в осень, замер, привалившись к стене и настраиваясь на самолечение.
Совершенно случайно, взгляд зацепился за ветвистое дерево, склонившееся над простенькой скамейкой, перед входом в музей.
Пыхнув пламенем, дерево рассыпалось крупными хлопьями пепла, прихватив с собой на тот свет и лавочку с урной и кусок заваленного желтой листвой асфальта, оставляя ровный, черный, пятиметровый круг, от которого несло жаром.
— Сайд… Зачем?! — Георг оглянулся на меня и, сделав шаг назад, попытался спрятаться за девчонок.
— Было за что… — Я крепко сжал кулаки, чтобы не начать крушить всю эту улицу… — За все…
— Что дальше? — Нэт сделала вид, что не заметила моего выражения лица.
— Дальше — легкий завтрак. — Я осторожно поводил левым плечом.
«Конструкт» сноровисто взялся за лечение и теперь ему требовался «строительный материал».
Расположившись в недостроенном срубе, точно по центру парка, мы достали припасы и расселись, упираясь спинами в деревянные стенки.
— Сайд. Что ты сделал? Под что мы подписались? — Вопросы, посыпавшиеся как из рога изобилия, только отбили аппетит.
Каждый хотел знать ответ на свой вопрос.
— Что ты сделал с нами? — Вопрос Аши выпадал из общей обоймы.
— Ты о чем? — Сделал вид, что не понимаю.
— О нас. О Сантане. О городе, этом. О твоем поведении. — Аша загибала пальцы, перечисляя странности.
— Могу вас успокоить — я и сам не знаю, на что я подписался. И объяснить, толком, ничего не могу. Ощущения. Воспоминания. — А про себя, чтобы никто не услышал, добавил: «И ненависть…»
Ухоженный парк, с ровными плиточными дорожками и молодыми дубками, рассаженными вдоль них.
Не помню я его таким.
Для меня это все тот же, заросший парк, с лавочками, прячущимися в тени деревьев, глушащий шум редких авто, неторопливо проезжающих по дороге, от которой парк отделяет лишь невысокая чугунная ограда.
Здесь было шумно и весело.
Одиноко.
Студенты грызли галеты, запивая их водой из пластиковых фляжек.
И белесое осеннее небо над головой, как напоминание, как старый добрый знак, что все неприятности только начинаются.
— Отдохнули? Подкрепились? — Я сладко потянулся. — Тогда, пакуем мусор и идем дальше.
Хмурые лица студентов слегка оживились. Идти, это намного лучше, чем сидеть и ждать непонятно чего.
Георг и Аша даже принялись поддразнивать Нэт, у которой все шло к свадьбе.
Прислушиваясь к их разговорам, сам не заметил, как стал улыбаться — отмякнув от злости, что больше не накатывала волнами.
— Знаете, злостные вы мои студенты… А ведь она счастливей многих. — Вклинился я в разговор. — У нее есть то, чего, пока, нет у вас.
Ноги сами несли меня по знакомым улицам, ведущим к большому мосту.
— И, что же это? — Аша насторожилась, ожидая подвоха.
— Любовь. Взаимная, любовь. А это, злостные вы двоечники… Привет, приехали… — Я остановился, рассматривая вскинувшиеся вверх пролеты моста, словно неведомая сила разорвала пасть крокодилу, да так и оставила, чтобы другим было неповадно.
Трехсотметровый горизонтальный мост превратился в два по сто пятьдесят — по вертикали.
Центровых быков в воде не наблюдалось — они, противореча всем законам физики, остались на вздернутых пролетах, как редкие зубы.