— Если — будет! — Аша с улыбкой подняла вверх указательный палец. — Если!
— … Нэт! Аша! Вытягивайте меня, студни мои дражайшие! — Обе услышали тихий шёпот, словно идущий со всех сторон.
— Давайте, заразушки мои, ненаглядные…
— Как? — Аша удивленно поинтересовалась у воздуха, даже не сомневаясь, что голос принадлежит их преподавателю.
— Как рыбу — удочкой! — Простота ответа и его образность — потрясали.
— Лови крючок! — Нэт представила себе реку и забросила в прозрачную воду крючок с червяком, разматывая катушку спиннинга.
— Ну, нельзя же понимать все так буквально! — Полу истерический смешок. — Золотые, вы, детишки. Только ленивые!
— Кому не нравится — тот может и пешком идти! — Фыркнула Нэт.
Трижды натянулась и ослабла леска.
Нэт принялась старательно крутить ручку катушки, вытягивая «улов».
— А препод у нас тяжелый! — Мысленная катушка вращалась с трудом, норовя вырваться и провернуться в обратную сторону.
На полу перед ними, мерцала, наливаясь и проявляясь, знакомая человеческая фигура. Пол под ней светился ненормальным лиловым светом, искрился и больно кусался, если искра попадала на голую кожу.
— Всё. Он здесь…
Шок.
Обожжённая рука, разбитые губы, сломанное ребро и синяк, размером со всего меня.
— М-м-м-ать… — Почти теряя сознание, ловлю всем своим существом крупицы «вольной» энергии, что должны, в принципе, пронизывать любое измерение.
Три минуты поединка и я почти мертв. Клинок, так удачно подвернувшийся под руку, теперь оплавленный и покореженный, валяется где-то. Противник — бодро улыбается, довольный и жизнерадостный.
Три минуты поединка и он меня измочалил, поджарил, избил, демонстрируя превосходство боя на собственном поле.
Часть меня еще сопротивлялась, часть — искала узловые точки решения проблемы, но отсутствие хоть малейшего притока свежих сил, ставило на всех этих точках аккуратненькие такие, крестики.
— Скучно. — Безобраз оторвал мое бренное тело от земли, сжимая горячей перчаткой за горло. — Скучно, говорю!
Ему тоже досталось, не скажу, что очень сильно, но держать свой доспех под «парами», он перестал, что не могло меня не радовать. Все-таки, «горячее», это не «кипящее»!
— Да пошел ты… — Выдавил я из себя, теряя сознание от недостатка воздуха.
Безобраз, встряхнул меня, брезгливо, как гадкую собачонку или нассавшего в тапок кота и отшвырнул от себя, добавив пинка, для скорости.
Старая знакомая, сиренево-сизая дымка приняла в свои объятия мою изломанную и побитую тушку, расступилась, гостеприимно открывая каменистую почву и, сомкнулась над головой.
Благословенная тень приняла в себя сознание, изувеченное и бесконечно уставшее.
Когда-то, в таких случаях, я молился.
Становилось только хуже.
Весь мой опыт доказал, что мы сами кормим богов, усаживая их себе на шею, по-рабски таская и прикармливая всяческую мерзость, вместо того, чтобы жить, дыша полной грудью.
Понял. И больше — не молился.
Боги есть.
Боги есть всякие.
Но уж лучше никаких, чем лживые, трусливые, холодно взирающие на нас и наказывающие наших детей.
Лучше Бог воин, чем урод, сидящий на облачке, с золотым нимбом над лысой черепушкой.
Причем я уверен, что если сорвать с него нимб, мы точно увидим на его плеши знакомое нам всем родимое пятно!
И тот, и другой — предатели.
Часть меня замерла в ожидании последнего удара, а часть…
Часть замерла, почувствовав прикосновение тонкой ниточки, даже не энергии, ее отдаленной тени, «праэнергии», что ключом била в этом мире, пока в нем не обосновался Безобраз, перестраивая его под себя, под свое видение, под свою жизненную позицию.
Тонкая ниточка коснулась моих избитых останков, заинтересовалась, как любопытная змейка, полезла глубже и, все, попалась.
Я слышал шаги приближающегося Безобраза. Ему оставался такой пустяк — добить.
«Поймав» змейку, впитав ее в себя, прокрутил старый фортель — низкий поклон Анне, с ее «скоростью» и Лиззи Вамп, с ее пинками под мою пятую точку — растянул поток приблизительного времени.
Моего собственного, времени.
Отпустив тренированное сознание на поиски истока, занялся лечением, радуясь, что «конструкт» получился такой незаметный и эффективный.
Движения Безобраза, еще недавно такие страшные и неотвратимые, превратились в едва заметные и забавные, что не могло меня не порадовать.
Хотя, это просто эйфория и если от нее не избавиться сейчас, потом придется горько пожалеть.