Хрустнули кости, ребра приняли свою первоначальную форму.
«Пока, буду жить…» — Порадовался я за самого себя, чувствуя, как отступает боль.
Чем меньше боли, тем полнее анализ, быстрее — результаты.
Информация, золотой ключик ко всем дверям, сортировалась, раскладывалась по полочкам, отбиралось самое важное, значимое и жизненно необходимое.
«Пока этот хмырь не чувствует, что я тут творю — я временно бессмертен»! — Вспомнил я фразу Зубова и улыбнулся.
Перебирая полученные данные, приходилось многое переосмысливать, упрощать, отбрасывать сложные схемы и планы, «накачивать» себя инвариантами поведения и различными матрицами будущего.
Почва подо мной чуть слышно зашуршала, а затем «расступилась», увлекая меня в свои темные глубины.
Мир дрогнул, и я приземлился в легкое плетеное кресло, в комнате, чьи стены окрашены в серебристый металлик алюминиевой пудры. Под ногами — паркетный пол, из красноватого дерева, на мой, чисто «горожанский» взгляд — лиственница, не иначе.
Слегка необычная, пустая комната: на самое границе сознания ощущается чьё-то присутствие.
Стена напротив меня поплыла жарким маревом, обнажая черное пятно экрана.
«Ага!» — Мысленно я довольно потер руки. — Сейчас-то и явится Некто, кто сможет объяснить, что все это означает, как все это остановить и выдаст мне…»
Экран, словно в ответ на мои мысли, нарисовал огненную спираль, следом — разноцветную мозаику калейдоскопа и издевательски взорвался, швырнув в лицо тучу осколков.
— Правильно. Не фиг, губы раскатывать! — Отвесил я самому себе подзатыльник, отфыркиваясь и шипя от боли в поцарапанном лице. — Ну, не любят меня боги, не любят! Так что, как всегда, придется самому…
Комната исчезла, явив до боли знакомый пейзаж.
Скалящийся Безобраз, уже отрастивший руку, заносил над моей многострадальной головой, свой иззубренный эспадон.
И шквал пустой, серой и чистой, энергии.
Захлебываясь, словно неопытный купальщик, накрытый волной, оттолкнулся руками от почвы и встал.
Глубокий вздох и время вошло в свой четкий и привычный ритм, а я устремился навстречу своему противнику, чувствуя себя огненной волной, способной разнести в клочья любую преграду.
Краем уха, отдаленным сознанием, что всегда у меня включено на анализ, я ощущал, как огонь, вода, земля и воздух, все четыре стихии стонали у нас под ногами, рвались под ударами наших кулаков, лопались и крошились, от наших промахов.
Разноцветные, разновеликие молнии сыпались с бордово-красного неба, навстречу им горбилась земля, жадно глотая электричество и исторгая его из себя потоками, возвращая в небо.
«Вереницы, сонмы молитв, никогда не отмолят то, что мы творим, сейчас». — Вновь поймав Безобраза на потоке безвременья, я сделал шаг назад, стараясь запомнить все то, что здесь и сейчас происходит. — «Жаль только, что все это нельзя записать на видео и прокрутить перед детишками… Вот это было бы… Ого-го, какое видео!»
Пока тешил самолюбие и предавался мечтаниям, Безобраз, в сильно измятых доспехах, покрытых пятнами ржавчины, вырвался и вновь занес свой меч для удара. Дыхание его, тяжелое и неровное, выдавало неслабую усталость.
Но, даже при всей его усталости, мне приходилось весьма и весьма не сладко. Не объявись эта волна сил, заинтересовавшаяся мной, этот старый дар, этот финт со временем — лежал бы я уже… Остывал. И потрескивал, хрустящей корочкой.
Снова и снова ныряя в разные полосы спроецированного мною времени, срывал защиту Безобраза, оставляя после себя то прах рассыпавшегося от старости металла, то огненные брызги — рождающегося.
— Ты все равно не сможешь меня победить! — Безобраз оттолкнул меня, разорвал дистанцию и замер, тяжело дыша. — Тебе этого не дано.
— Ну, я, по крайней мере, постараюсь… Очень, постараюсь! — Я смотрел в ежесекундно меняющиеся глаза противника и признавал его правоту.
— Бесполезно. — Безобраз улыбнулся тенью очередного лица и я вздрогнул.
То, что на меня сейчас смотрело…
Тихая ненависть, тщательно сдерживаемая, «забитая» на самое дно моего душевного чемодана, смогла вырваться на волю, застилая глаза кровавой пеленой.
— Кто ты? — Сжимая кулаки так, что ногти впивались в кожу, разрывая ее до крови, я уставился в ненавистное лицо. — Зачем?
— А-а-а-а… Поговорить захотелось? — Безобраз тяжело сел на землю, переводя дух.
Лицо пропало, нарисовав другую личину, и стало чуть легче.
Ярость сменилась любопытством.
— Ну, давай поговорим… — Брякнул, исчезая, доспех. — Только, вот ответь мне сперва на один вопрос. На твой дом напали. Ты будешь защищать дом или тех, кто в нем?