Под вспышки стробоскопов, развернулась сцена со стоящими на ней инструментами. Без музыкантов.
— Люди! — Воскликнул диджей, раскинув руки, как Иисус, позовем же их!
Очень нехорошие предчувствия стали меня мучить.
Группа не появилась.
Сцену снова повернули и бедолага ди-джей принялся отрабатывать косяки в поте лица.
Народ, уже набравшийся, слегка повозмущался да и забил: на всяких звезд, залетных, обращать внимание — себя не уважать…
К двенадцати, я уже славно потанцевал и теперь сидел за столиком, потягивая терпкий вишневый сок.
Официантка из бара, очень красивая блондинка, уже дважды выходила со мной танцевать, что вызывало у обеих компаний ступор — в рабочее время! Танцевать с клиентом! Непорядок!
Вот и сейчас я ждал появления Марши, как манны небесной.
Что-то зацепило меня, в этой девушке. Может быть глаза, в глубине которых жил совершенно другой человек? Молодая, смеющаяся, а в глазах — льдинка, которую очень хочется растопить. Да и вся Марша — льдинка, которую хочется растопить!
Хмель уже начал выветриваться из головы, да еще и мой «талант», трезветь после определенного количества выпитого, дал о себе знать. Мои компании уже окончательно смешались и целовались напропалую.
Мне аж завидно стало — снова, я влетел… Хотел познакомиться, с продолжением, а в результате — для продолжения познакомились все, кроме меня.
Как всегда смеялся в таких случаях Вад — «справедливость восторжествовала»!
Подошедшая Марша поставила на столик упаковку вишневого сока и замерла рядом со мной, словно о чем-то задумавшись.
Не знаю, какой бес меня дернул.
Взяв девушку за руку, потянул ее к себе, усаживая на колени, обнял и с наслаждением поцеловал.
Несколько секунд Марша сопротивлялась, а затем, стоило мне слегка ослабить объятия, положила руки мне на плечи, прижалась и ответила на поцелуй.
Яркий свет, направленный на нас с Маршей из под потолка, прервал чудное мгновение.
Убил бы, честное слово!
— Марша! Я все вижу! — Раздался вопль ди-джея. Только не обличающий или оскорбительный, а… Какой-то восхищенный, что-ли? Словно девушка, сидящая у меня на коленях, раскрасневшаяся от поцелуев и возбуждения, сделала нечто такое… — Марша Хэммильд! Только для Тебя!
Ди-джей включил музыку, которую назвать клубной не повернется язык.
А у меня отвисла челюсть.
«Berlin».
Когда-то, под эту музыку я хотел сделать предложение любимой девушке…
Марша, уставилась мне в глаза, предлагая сделать выбор.
— Идем!
Я никогда не назову имени.
Марша кружилась в танце, плотно прижавшись и не отстраняясь.
И пусть завтра снова будет холодно.
Сейчас мне очень хорошо. Мне жарко.
И тают льдинки в глазах девушки.
И тает девушка, превращаясь в жар, в пламя, в огонь.
Песня уже кончилась, а мы все стояли в середине танцпола, прижимаясь друг к другу.
— Марша Хэммильд! — Ди-джей окликнул мою девушку и проорал на весь зал: — Самая яркая девушка, что я знаю!
Марша, опомнившись, выскользнула из моих объятий и, шепнув мне на ушко: «я работаю до трех», исчезла в сумраке клуба.
Вот теперь вечер сошелся!
Оставив свои компании заниматься самими собой, прошел в туалет и замер.
Очередь, в два хвоста, длиной! Выходящие ругаются, на чем свет стоит, костеря две запертые кабинки! Присоединившись к очереди, прислушался к разговорам.
Тем было две: «Идиоты в кабинках», как самая актуальная и где эти дебилы из «тимфо», как вторичная.
Дождавшись, когда за мной займут очередь, принялся возмущаться и делать варианты, почему закрыты кабинки. Обладая громким голосом, специально поставленным и заточенным под решение определенных целей, неторопливо, подвел толпу к решению, что кабинки надо открыть. Как максимум — самим. Как минимум и это самое правильное — вызвать администрацию клуба.
Уже хорошо знакомый мне охранник, проходя мимо меня и позвякивая ключами, замер, ткнул в меня пальцем, сказал: «Обидишь ее — яйца вырву» и пошел дальше, в туалет.
Через минуту, по очереди покатился трагичный вздох. Даже два вздоха. Первый — туалет закрыли. Второй — группу нашли.
Как всегда — первый, самый актуальный!
Переправив очередь в туалет на втором этаже, администрация закрыла коридор, выставив охрану.
Понимая, что скоро здесь появится полиция и мне не поздоровится, оставил у бармена записку для Марши и вышел на свежий воздух.
Отойдя к углу клуба, подкурил сигарету и скривился — гадость несусветная!
В это время, завывая сиренами, как горошины из стручка, выкатились из переулка рядом, несколько машин — скорая, пара полицейских и две не пойми что, но тоже с мигалками — возможно, опера.