На моем веку была только одна девушка, которая владела им в полной мере.
Интересно, где она и как у нее дела?
— Не интересно! — Погрозила мне пальцем сидящая напротив меня женщина и поставив локоть на стол, оперлась на руку щекой. — Ничего тебе не интересно. Врешь ты все, «Ложь на длинных ногах»!
Глоток за глотком, пустела фляжка.
Говорить было не о чем. Спорить не хотелось. Анекдотов в тему не просматривалось.
Просто двое пили коньяк на своем рабочем месте.
А потом мы его допили и Альба, подхватив со спинки свой пиджак, сладко потянулась и направилась к двери.
Уже взявшись за ручку, она, не оборачиваясь, сказала фразу, от которой у меня встали дыбом волосы, и вышла в коридор, плотно закрыв за собой дверь.
Что же, значит, успела-таки, «блонди», прочесть мое дело, то самое, первое. Жаль. Очень хотелось остаться «белым и пушистым». Только время было не для «белых и пушистых».
Щелкнув пальцами, снова наполнил фляжку коньяком.
«Покататься на «Скате», что-ли?» — В слегка затуманенный алкоголем мозг, постучал здравый смысл и, в кои-то веки, достучался.
Сделав еще глоток, закрутил крышку и сунул фляжку во внутренний карман. На сегодня с меня хватит. А как прогонять такую хандру, я уже прекрасно знаю. Ведь я — самый счастливый в мире мужчина.
Закрыв аудиторию, спустился на первый этаж, сдал ключ на вахту и вышел на февральский морозец.
Жаль, что год не високосный — Прикольно было бы сыграть свадьбу 29 февраля!
Достав мобилу, набрал номер Марши и услышав ее голос, поделился своей идеей.
Все говорят, что ирландцы вспыльчивые.
Вранье.
Марша даже посмеялась, вместе со мной. Не смотря на то, что сладко спала, до моего звонка.
Наш короткий — у меня проснулась совесть — разговор, закончился. Осталось упоительное чувство любимого человека рядом.
Похрустывая снежком под ногами, радовался всему, как ребенок.
И закатное солнце — прекрасно, и морозец, кусающий за щеки и ветерок, поддувающий под свитер и мокрые ноги, в легких туфлях… Стоять!
Жесть… Совсем слабый стал, от ста грамм коньяка — забыл переобуться и одеться!
Бегом вернулся в свой корпус, гордым орлом взлетел к себе на этаж и серым волком ринулся в сторону аудитории.
Открыл дверь и…
Привет. Приехали. Точнее — приплыли.
За дверью — тихое кладбище, с ровными рядами аккуратных могильных плит. Темное небо, в котором раскручивается странная, оранжевая воронка. И река, делящая кладбище ровнехонько напополам.
И я — в воде по колено.
Опять!
Дверь в аудиторию стукнула меня током, обожгла огнем и, поняв, что я ее так просто не отпущу, предательски осыпалась ржавчиной и стружкой. Дверной проем за моей спиной подернулся рябью и растаял, оставляя меня торчать в воде, идиот-идиотом.
Наклонившись, зачерпнул воды и поднес к губам — пить захотелось катастрофически. А еще — умыться.
Ледяная вода, свела челюсти судорогой, обдала горло льдом и упала комком в животик.
Еще мелькнула мысль, что вот теперь ангины не миновать, но… С мокрыми ногами, промоченное горло — такой пустяк…
Река, в которой я стоял, оказалась забрана в бетонный короб со скошенными берегами. Выбрался на берег, разулся и вылил воду на зеленую, коротко подстриженную, траву.
Покой и умиротворение — два слова, что так и просились на язык. Только вот, чертов волчок над головой, совершенно не давал расслабиться, пугая меня до чертиков. А еще — притягивал глаз, гипнотизируя и втягивая в странный транс.
Погост, устроенный по американской манере, без тропинок и заборчиков, с невысокими — по пояс, памятниками и высокими — выше головы — скульптурами, стоящими вперемешку.
Вроде и порядок, а вроде и бардак.
Неприятное во всей этой ситуации было только одно — «а что делать дальше»?
Отойдя от реки, повыше, уселся прямо на траву и сосредоточился на своих ощущениях.
Угрозы не чувствовалось. Злобы — тоже.
Покачивающаяся на тонкой ножке воронка, покачивалась из стороны в сторону, словно приветствуя или заигрывая.
Если принюхаться, то можно было почувствовать странные запахи, что больше подходили не кладбищу, с рекой посередине, а жаркой, летней степи, с ковылем, полынью и еще сотней запахов, что складывается для меня в единый аромат — умиротворения.
А любое умиротворение — это вечный сон.
Стряхнув наваждение, ущипнул себя за руку, в аккурат за кожу между большим и указательным пальцем.
От боли выступили слезы и оранжевый волчок недовольно изогнул в мою сторону свою ножку. Или — хобот?