Их и в столице берутся делать всего пара мастерских, остальные молчком тычут пальцем в список не обслуживаемых автомобилей, в котором «Марта» на первом месте.
Не понимаю я любви к местному автопрому, но еще больше не понимаю любви к забугрянному и фанатичного преклонения.
Не довели бы моего «Ската» в «Фемиде» — откатался бы по заданию и вернул, честно и благородно на склад, прикупив себе хорошенькую япошку, тем более что и выбор был.
Наши «Марты» — «Марты» только снаружи.
Двигатели, подвеска, коробка — уже давно стоит от других моделей, зачастую еще и оптимизированно под наши требования.
Стандартная «Марта» укладывается на бок на 80 км\ч, с трудом развивая 140.
Наши «подделки» легко набирают 240 и на бок их можно положить лишь при особом стечении обстоятельств.
Забравшись в салон, повертел головой, ожидая увидеть водителя и едва не сорвался на пошлый свист — за рулем никого не было.
Усян залез следом за мной, а Артур — на пассажирское сиденье, справа от «фантом-водителя».
— Рассказывайте! — Потребовал я, усаживаясь на сиденье и укладывая рюкзак себе под ноги.
Артур развернулся, прижав к губам указательный палец.
Усян, шмыгнув носом, достал из подлокотника здоровенный пакет и по-хозяйски впихнул в него мой рюкзак, отжав его у меня возмущенного.
«Марта» отъехала от тротуара, плавно набрала ход и, в три прискока перемахнув через бордюр, оказалась на задворках академии.
Открывшийся проход перепугал меня сильнее некуда.
По всем канонам и расчетам, такое просто не возможно — связать воедино пару сотен мгновенно изменяющихся параметров, пока еще никому не удалось.
А программу еще только писали.
Также молча, сперва в проходе исчез Усян, потом в него нырнул я, а в спину меня подтолкнул Артур, быстрый, где не надо!
Из прохода мы вышли в залитом ярким электрическим светом вестибюле, с серыми полами и коричневыми стенами, богато декорированными драгоценными сортами дерева.
С потолка свисала тяжелая хрустальная люстра, свечей эдак на сто…
При всей своей неповторимости, чистоте и яркости, вестибюль выглядел архаизмом — все, словно выставлено на всеобщее обозрение с выставки достижений американской цивилизации с 1890 по 1929 годы.
— Зал гильдии вольных плотников. Коннектикут. — Пояснил мне Артур и перехватив у Усяна пакет, перекинул его мне. — Это не конечная, не переживай…
— И вообще — может быть и не Коннектикут! — Подмигнул мне Усян и шагнул во второй открывшийся проход.
Судя по цветам и искрам — проход был полной копией шефовского.
Полной, да не совсем — к моему изумлению проход оказался стационарным!
Ну, все, всех порву — один останусь!
Что они еще успели здесь наворотить, пока я в академии прохлаждался?
Сходя с «проходного» круга, под прицелом десятка автоматических турелей, стало очень не по себе — еще год назад таких сложностей не было.
Вернув мне пакет с рюкзаком, Усян сделал ручкой и скрылся в угловом аппендиксе, за которым начинался проход в его вотчину.
Артур, почесав затылок и буркнув, «что, мол, ты здесь не потеряешься», метнулся в комнату с нарисованным мальчиком.
«Ну, здравствуй, отдел «Н»!» — Хмыкнул я себе под нос и поплелся по знакомой до боли серо-голубой дорожке к дальней двери, без табличек и ручек.
Всего девяносто четыре метра, по прямой.
По пустому коридору, что означало, что все вокруг заняты.
По пустому коридору шириной в пять метров, богатому, коридору.
Каждые три, четыре метра — «Проходная» площадка, для внутреннего «перескока», напротив площадок — лёгонькие диванчики и аппараты с газировкой и сладостями — пополнить запас сил…
На стометровый коридор — десяток дверей, из них две — ведущих в туалет, две в комнаты отдыха и две — конференц-залы, по обе стороны коридора.
За фальшпотолком — по две турели на семь метров, в шахматном порядке и четыре люка — три эвакуационных и один — технический, в который все уже и забыли, когда последний раз лазили.
Полы у нас тоже с секретами, из которых, самый простой — превращение покрытия в клейкую массу.
Пустяк, мелочь…
«Гуухум»! — С таким звуком «финиширует» только один человек — Толик Спица.
Спица — это фамилия, если что…
— О-о-о-о! — Спица, обвешанный аппаратурой и с фингалом, под левым глазом, ярким, все наливающимся и закрывающим глаз просто «на лету». — О-о-о-о!
— О-о-о-обломали? — Рискнул я предположить. — Или — о-о-о-ограбили?
Развернувшись в сторону ближайшей мусорки, Толик засунул в рот два пальца, что-то в нем поискал и явил на свет выбитый зуб.