— Что Макги было нужно от нее?
— Он хотел ощущать власть. Ему нужно было, чтобы Констанция ему подчинялась. Но он не имел никакого права на это. Семья Дженксов — одна из старейших в городе. А Макги — отбросы общества, они до сих пор живут на подаяния. Хуже него в их семейке вообще не было никого, но моя сестра не смогла его раскусить, пока он ухаживал за ней в своей белоснежной морской форме. Она вышла за него, несмотря на возражения отца. А Макги превратил ее жизнь в ад, после чего отправил на тот свет. Так что можете не стараться. Вы просто не знаете его.
Сойка на перечном дереве услышала ее резкий голос и откликнулась жалобным криком.
— Из-за чего он убил вашу сестру? — спросил я под птичий крик.
— Из-за своей дьявольской природы. Он предпочел уничтожить то, чем не мог обладать. Проще простого. И неправда, что у нее был другой мужчина. Она была верна ему до последнего дня. Несмотря на то что они уже жили врозь, моя сестра оставалась чиста.
— А кто говорил, что у нее был другой мужчина?
Она взглянула на меня, и кровь отлила от ее лица. Казалось, она лишилась той уверенности, которую ей придавал праведный гнев.
— Ходили слухи, — глухо промолвила она. — Нелепые грязные слухи. Как всегда бывает, когда в семье размолвка. Возможно, их распускал сам Макги. Я знаю, что его адвокат настаивал на этой версии. А мне оставалось только сидеть и слушать, как он пытается очернить имя моей сестры, после того как его подзащитный уже отправил ее на тот свет. Но судья Гахаган внятно объяснил присяжным, что это всего лишь версия, лишенная каких бы то ни было оснований.
— Кто был адвокатом Макги?
— Старая лисица Джил Стивенс. К нему обращаются только виновные, и он обирает их до последней нитки, обещая вытянуть из непрятностей.
— Но Макги ему не удалось вытянуть.
— Чуть не удалось. Десять лет — ничтожная цена за убийство. Он должен был получить смертную казнь. Его нужно было убить.
Она была неумолима. Энергичным жестом руки она откинула назад упавшую на лицо прядь волос. Ее седеющая голова была уложена одинаковыми маленькими завитками, напоминавшими море на старых чеканках. Такая непримиримость, подумал я, может быть вызвана двумя причинами — праведной уверенностью или угрызениями совести, которые порождают сомнения в своей правоте. Я не знал, сообщать ли ей о новой версии Долли, но в конце концов решил найти время и проинформировать ее об этом до своего отъезда.
— Мне необходимы подробности убийства. Вам не слишком тяжело будет к ним вернуться?
— Я могу многое перенести. Что вам надо?
— Как это случилось?
— Я была на собрании «Дочерей Отечества». В тот год меня выбрали президентом местной группы. — Воспоминания об этой деятельности помогли ей вернуться в прошлое.
— И все же, думаю, вы знаете об этом больше, чем кто-либо другой.
— Несомненно. За исключением Тома Макги, — напомнила она мне.
— И Долли.
— Да, и Долли. Ребенок был здесь, в доме, с Констанцией. Они к этому времени жили со мной уже несколько месяцев. В половине десятого девочка поднялась наверх. Констанция шила внизу. Моя сестра замечательно шила, почти вся одежда Долли была сделана ею. В тот вечер она шила ей платье. Оно все было запачкано кровью.
Казалось, мисс Дженкс была не в состоянии забыть тот суд. Ее взгляд помутнел — она снова и снова проигрывала ритуал судебного заседания в своей душе.
— При каких обстоятельствах было совершено убийство?
— Очень простых. Он вошел через парадную дверь, уговорив Констанцию открыть ему.
— Как ему удалось это сделать? Она ведь уже знала о его дурных намерениях.
Она отмела мое возражение одним движением руки.
— Он мог уговорить кого угодно. Как бы там ни было, между ними состоялся разговор. Видимо, он, как всегда, уговаривал ее вернуться к нему, а она отказывалась. Долли слышала их голоса, постепенно накалявшиеся в ходе спора.
— Где она находилась?
— Наверху, в спальне. — Мисс Дженкс указала на потолок веранды. — Скандал разбудил ребенка, и она услышала выстрел. Она подошла к окну и увидела, как Макги бежит к улице с дымящимся револьвером в руке. Она спустилась вниз и обнаружила свою мать в луже крови.
— Она была еще жива?
— Нет, уже мертва. Смерть наступила мгновенно, выстрел пришелся прямо в сердце.
— Какой системы было оружие?
— Шериф полагал, что это револьвер среднего калибра. Его так и не нашли. Вероятно, Макги выбросил его в море. Его арестовали в Пасифик-Пойнт на следующий день.
— По показаниям Долли?
— Бедняжка, она была единственной свидетельницей.
Мы словно подписали негласное соглашение, что Долли существует только в прошлом. Как бы там ни было, но напряжение между нами рассеялось, возможно, потому, что мы оба избегали вопроса о ее сегодняшнем положении. Я воспользовался этим и спросил мисс Дженкс, не могу ли я осмотреть дом.
— Зачем вам это нужно?
— Вы очень хорошо описали убийство. Теперь я хочу попробовать соотнести ваш рассказ с реальной обстановкой.
— У меня осталось совсем мало времени, и, честно говоря, я не знаю, смогу ли я все это вынести, — с сомнением заметила она. — Я очень любила сестру.
— Я понимаю.
— Что вы пытаетесь доказать?
— Ничего. Просто хочу понять, как все это случилось. Ведь это моя работа.
Работа, обязанность — эти слова для нее кое-что значили. Она встала, открыла переднюю дверь и указала на место, где лежало тело ее сестры. Естественно, на вышитом коврике уже не осталось следов убийства, совершенного десять лет назад. В доме вообще не было никаких следов, след оставался лишь в душе Долли и, судя по всему, ее тетки.
Меня удивило то, что обе — мать Долли и Элен — были убиты в дверях своего дома оружием одного калибра, которое, возможно, держала одна и та же рука. Я не сказал об этом мисс Дженкс. Это привело бы только к очередному взрыву ее ненависти к Макги.
— Выпьете чашку чая? — неожиданно спросила она.
— Спасибо, нет.
— Может, кофе? Я пью растворимый. Это быстро.
— Хорошо. Спасибо.
Она оставила меня в гостиной одного. Гостиная была отделена от столовой раздвижными дверями и обставлена старой темной мебелью прошлого века. На стенах вместо картин висели разнообразные высказывания. Одно из них напомнило мне дом моей бабушки. Оно гласило: «Он — Молчаливый Свидетель любого разговора». Это же высказывание, вышитое бабушкиной рукой, висело у нее в спальне. Поэтому она всегда разговаривала шепотом.
В углу стоял большой рояль, закрытый на ключ. Я попробовал открыть крышку, но она не поддалась. На рояле стояла фотография — две женщины и девочка. В одной из них я узнал мисс Дженкс. Она выглядела столь же величественно, хотя была и моложе. Другая женщина, гораздо более миловидная, держалась с наивной серьезностью провинциальной красавицы. Обе они держали за руку девочку — Долли в возрасте лет десяти.
Мисс Дженкс раздвинула двери и вошла в комнату с кофейным подносом в руках.
— Это мы втроем. — Она сказала это таким тоном, как будто две женщины и ребенок и составляют полноценную семью. — А это рояль моей сестры. Она замечательно играла. А я так и не научилась.
Она протерла очки. Трудно сказать, отчего они запотели — от охвативших ее воспоминаний или от кофейного пара. Она принялась рассказывать о детских достижениях Констанции — награда за исполнительское мастерство, награда за голосовые данные, замечательные успехи в школе, особенно по французскому языку, — все говорило за то, что она, как и Алиса, должна поступить в колледж, но тут как раз и возник этот сладкоречивый дьявол Макги...