— Ты что-нибудь разузнал об алиби Брэдшоу?
— Да. По-моему, оно неуязвимо. — Пока мы ехали через город, он рассказал мне подробности. — На основании температуры тела, степени свернутости крови и т. д. и т. п. медицинский эксперт считает, что смерть мисс Хагерти наступила не позднее половины девятого. С семи до половины десятого декан Брэдшоу сидел или выступал в присутствии нескольких сотен свидетелей. Я разговаривал с тремя из них, выбранными более или менее наугад, и они все подтвердили, что за это время он не покидал место председательствующего. Это полностью его исключает.
— Вероятно, да.
— Ты расстроен этим?
— Частично да, а частично обрадован. Мне симпатичен Брэдшоу. Но я был почти уверен, что он тот, кто нам нужен.
В оставшееся время я рассказал ему, что мне удалось узнать от Макги и от шерифа. Джерри присвистнул, но оставил мое сообщение без комментариев.
Дверь нам открыл доктор Годвин. На нем был свежий халат, выражение лица было удрученным.
— Вы опаздываете, мистер Маркс. Я уже собирался все отменить.
— У нас было срочное дело. В семь вечера был арестован Томас Макги. Поскольку с ним в момент ареста оказался мистер Арчер, его тоже арестовали.
Годвин повернулся ко мне:
— Вы видели Макги?
— Он просил меня встретиться с ним и поговорить. А теперь я очень хочу сравнить его версию с версией его дочери.
— Но ведь вы, кажется, не приглашены на этот сеанс, — с легким раздражением произнес Годвин. — Вы не обладаете профессиональной непредвзятостью — я вам уже говорил об этом.
— Я буду вести себя, руководствуясь исключительно указаниями мистера Маркса.
— По-моему, мистер Арчер прав, — сказал Джерри.
Годвин с неохотой впустил нас. Мы были чужаками, вторгшимися в его призрачное царство. За истекшее время у меня несколько поколебалась вера в благонамеренность его деспотизма, но я предпочел пока это не обнародовать.
Он отвел нас в смотровую комнату, где нас дожидалась Долли. Она сидела на столе, обитом войлоком, свесив ноги, в одной больничной рубашке. Рядом стоял Алекс, держа ее за руки. Он неотрывно глядел на нее с восторгом и мольбой, словно она была богиней или жрицей какого-то призрачного культа.
Ее волосы были гладко причесаны, и лишь взгляд оставался тревожным. Он скользнул по мне, но она не узнала меня.
Годвин дотронулся до ее плеча:
— Ты готова, Долли?
— Думаю, да.
Она легла на стол. Алекс встал рядом, держа ее за руку.
— Мистер Кинкейд, вы можете остаться, если хотите. Но лучше было бы, если бы вы ушли.
— Только не для меня, — произнесла девушка. — Я чувствую себя лучше, когда он рядом. Я хочу, чтобы Алекс знал все обо всем.
— Да. Я хочу остаться.
Годин набрал лекарство в шприц, ввел иглу ей в руку и укрепил ее на коже пластырем, потом попросил Долли считать в обратном порядке, начиная с сотни. На девяносто шести ее тело расслабилось, и внутренний свет, озарявший лицо, погас. Правда, при каждом вопросе он потом снова возвращался.
— Ты слышишь меня, Долли?
— Я слышу вас, — пробормотала она.
— Говори громче. Я тебя не слышу.
— Я слышу вас, — повторила она. Говорила она не совсем внятно.
— Кто я?
— Доктор Годвин.
— Помнишь, когда ты была маленькой, ты приезжала ко мне?
— Помню.
— Кто привозил тебя ко мне?
— Мама. Мы приезжали в машине тети Алисы.
— Где ты тогда жила?
— В Индиан-Спрингс, в доме тети Алисы.
— Мама тоже жила там?
— Мама тоже там жила. Она жила там тоже.
Она раскраснелась и говорила, как пьяный ребенок. Доктор повернулся к Джерри Марксу, показывая ему жестом, что он может приступать. Со скорбным видом Джерри начал:
— Ты помнишь вечер, когда была убита твоя мама? — спросил он.
— Помню. Кто вы такой?
— Я — Джерри Маркс, твой адвокат. Ты можешь спокойно разговаривать со мной.
— Не бойся, — подхватил Алекс.
Девушка лениво посмотрела на Джерри:
— Что вы от меня хотите?
— Правды. Рассказывай все, что помнишь.
— Постараюсь.
— Ты слышала выстрел?
— Да. — Ее лицо сморщилось, словно она только что услышала его снова. — Я... я испугалась.
— Ты кого-нибудь видела?
— Я не сразу спустилась вниз. Мне было страшно.
— А из окна ты кого-нибудь видела?
— Нет. Я слышала, как отъехала машина. А перед этим я слышала, как она бежала.
— Кто бежал? — спросил Джерри.
— Сначала, когда они разговаривали с мамой у двери, я думала, что это тетя Алиса. Но это не могла быть тетя Алиса. Она не стала бы стрелять в маму. Кроме того, у нее потерялся револьвер.
— Откуда ты знаешь?
— Она сказала, что это я взяла у нее револьвер. Она отшлепала меня расческой за это.
— Когда она тебя отшлепала?
— В воскресенье вечером, когда вернулась из церкви. Мама сказала ей, что она не имеет права шлепать меня. Тогда тетя Алиса спросила маму, не брала ли она револьвер.
— И что?
— Она не сказала... при мне. Меня послали спать.
— Ты брала револьвер?
— Нет. Я никогда его не трогала. Я боялась.
— Чего?
— Я боялась тети Алисы.
Она вся вспотела и явно начинала беспокоиться, пытаясь подняться на локтях. Годвин уложил ее обратно и ввел еще лекарство. Девушка снова расслабилась.
— У дверей с мамой разговаривала тетя Алиса? — продолжил Джерри.
— Сначала я подумала, что да. Голос был похож на ее. У нее такой страшный голос. Но это не могла быть тетя Алиса.
— Почему?
— Просто не могла.
Она повернула голову, словно прислушиваясь к чему-то. Прядь волос упала на ее полузакрытые глаза. Алекс аккуратно поправил ее прическу.
— Эта женщина у дверей сказала, что она знает правду о маме и мистере Брэдшоу. Она сказала, что ей сказал об этом папа, а папе сказала я. А потом она выстрелила в маму и убежала.
В комнате стояла полная тишина. Было слышно только тяжелое дыхание девушки. Из одного ее глаза выкатилась медленная тяжелая слеза и побежала по щеке к виску. Алекс вытер ее своим платком. Джерри наклонился к ней с другой стороны стола.
— Почему ты сказала, что маму убил твой папа?
— Так хотела тетя Алиса. Она не говорила, но я чувствовала. А еще я боялась, что она подумает на меня. Она ведь отшлепала меня расческой, хотя я и не брала револьвер. И я сказала, что это сделал папа.
Теперь слезы бежали ручьем. Она оплакивала в себе перепуганного изолгавшегося ребенка, который на наших глазах мучительно превращался во взрослую женщину. Алекс вытирал ей слезы. Казалось, еще немного, и он сам заплачет.
— Почему же ты говорила, что убила свою мать? — спросил я.
— Кто вы?
— Я — друг Алекса, меня зовут Лу Арчер.
— Не бойся его, — добавил Алекс.
Она приподняла голову и снова опустила ее.
— Я забыла, о чем вы меня спросили.
— Почему ты говорила, что убила свою мать?
— Потому что это я во всем виновата. Я сказала папе о ней и мистере Брэдшоу, с этого все и началось.
— Откуда ты знаешь?
— Так сказала женщина у дверей. Она убила маму из-за того, что ей передал папа.
— Ты ее знаешь?
— Нет.
— Это была тетя Алиса?
— Нет.
— Может, кто-то из тех, кого ты знаешь?
— Нет.
— А твоя мама ее знала?
— Я не знаю. Может быть.
— Она разговаривала с ней, как со знакомой?
— Она называла ее по имени.
— Как?
— Ти. Она называла ее Ти. Я уверена, маме она не нравилась. И еще мама ее боялась.
— Почему ты раньше никому не говорила об этом?
— Потому что я во всем виновата.
— Нет, — вмешался Алекс. — Ты же была маленькой. Ты не виновата в том, что сделали взрослые.
Годвин прижал палец к губам. Долли замотала головой:
— Это я во всем виновата.
— Заканчивайте, — прошептал Годвин Джерри. — Она вам уже достаточно рассказала.
— Но мы даже не подошли еще к делу Хагерти.
— Ну тогда поторапливайтесь. — Он обратился к девушке: — Долли, ты хочешь рассказать подробнее о прошлой пятнице?
— Только не о том, как я на нее наткнулась. — Лицо ее страдальчески сморщилось, так что глаза полностью спрятались в складках кожи.