Жужжание — уже настолько громкое, что вот-вот лопнут барабанные перепонки, зажимай уши или нет. О разговорах и речи быть не может — какой же нормальный человеческий голос прорвется сквозь этот шум! И мы уже даже не слышим, а только видим новое вторжение. Оводы, пчелы, осы, яркие даже в полутьме, доводящие вибрацию воздуха до предела, летящие медленнее, чем мухи, тяжелее, мощнее в полете. Взводы пчел на флангах основного батальона, впивающиеся в людей тысячами фасеточных глаз. За роем следуют миллионы огромных маток, они останавливаются позади, и полоса света в воздухе над полосою света на полу забита. Света практически не осталось. В центре зала точно висит немыслимая занавесь темных кружев.
Тьма, почти полная тьма — и во тьме сидим мы. Мы чего-то ждем. Перед нами — несчетные миллиарды насекомых, вздымающиеся, вспучивающиеся, опадающие волны, соблюдающие тем не менее странный и жесткий порядок. Мы ждем, мы чего-то ждем.
И — вот они — птицы! Сначала почти незаметные, потом — кричащие, шумные, бьющие крыльями! Свет врывается в центр зала — это насекомые бегут, улетают, панически рвутся, сталкиваясь, давясь, торопясь к выходам! Насекомые карабкаются друг на друга, охваченные слепым ужасом!
Не знаю, скольким удалось спастись — немногим. Остальные впечатывались в стену, и стена отбрасывала их — назад, на милость миллионам острых вражеских клювов.
Искаженный громкоговорителем голос вломился в хаос происходящего, равнодушно называя по именам крылатых охотников. Света становилось все больше, я слушал голос, я видел этих убийц. Ласточки, вороны, галки. Чайки, бакланы. Скворцы и дрозды. Стрижи и козодои. Ночные ястребы и ночные совы яростно пикируют на пол. Воробьи всех мыслимых видов. Сорокопуты и гагары кидаются на разбегающихся кузнечиков, на разлетающихся пчел. Птицы, жадные, хитроглазые. Птицы, несравнимо страшнее самых чудовищных насекомых. Птицы целят, хватают, глотают…
Десять минут бойни — и все кончено. Охотники завершили охоту — и, словно по сигналу, вихрем унеслись из зала. Остались только ряды потрясенных зрителей и бесчисленные убитые, растерзанные, растоптанные насекомые на полу. Осталась тишина и судорожное подергивание переломанных стрекозиных крыльев. Тишина висела долго. Потом, будто все разом, в голос заплакали в материнских объятиях дети. Люди начали подниматься и двигаться к дверям, брезгливо и осторожно переступая через останки на полу. Мы последовали за горожанами, подавленными, молчаливыми. Мы вернулись в гостиницу.
В баре в ту ночь было довольно много людей. Они пили тихо, не общались. Ни следа вчерашнего веселья. Очень хотелось спросить их о том, чему мы только что стали свидетелями, — так же бывало раньше, в прошлые годы? Но я молчал. Ты — тоже. Слишком каждый из нас был поглощен своим собственным ужасом.
"Быть может, мы все-таки?.."
"Хватит об этом говорить. Хватит. Пожалуйста".
Мы легли как можно дальше друг от друга, так, точно нас разделял обоюдоострый меч. Постель в ту ночь была особенно сыра. Небо плакало дождем, воздух в комнате казался ледяным. У нас еще оставалось время, последний шанс нарушить молчание, возможно, попытаться начать все сначала. Мы этого не сделали, и не о чем тут больше говорить.
Третья и последняя ночь празднества выдалась ясной — редкость для этих холмистых мест. Невесть куда исчез туман. Я хорошо видел звезды и словно бы усмехающуюся луну. Вдвоем мы шли по дороге к школьному спортзалу, шли, слегка припозднившись. Мэр с учителем у дверей томились нетерпением, внимая доносившимся изнутри звукам громкоговорителя и нервно нас высматривая. Они любезно приветствовали нас, и только после, подхватив нас обоих под руки, мэр негромко спросил:
"Вы по-прежнему хотите пройти через это?"
Мы молча кинули.
В зале, где уже гас свет, зрители повернули к нам головы. Вошедший с нами мэр помахал зрителям. Все шло как надо.
Центр пола высветили прожектора. Мэр остановился в круге света, откашлялся, заговорил:
"Дражайшие сограждане, милые дети! Сегодня, в последнюю ночь очередного прекрасного празднества, мы увидим нечто новое и совершенно потрясающее. Происходящее потребует множества приготовлений, а равно и помощи многих людей, и я хочу, чтобы вы вместе со мной выразили благодарность всем, кто окажет эту помощь, в особенности двоим нашим почетным гостям, которые проехали много тысяч миль, только чтобы принять участие в том, что состоится сегодня — к нашему общему удовольствию".